Очень серьезные мотивы имел, конечно же, Генри Тюдор, однако именно его кандидатуру придется отбросить, поскольку у него не было никакой возможности совершить это преступление до вступления в Лондон в 1485 году. Принцы же, несомненно, не пережили 1483 года, что бы ни говорили сторонники различных теорий их чудесного спасения. Но Генри твердо знал, что дети мертвы, поскольку отменил акт, признающий их незаконнорожденными — то есть признал их права на трон, перевешивающие зыбкие права самого Тюдора.
Следующим подозреваемым является Ричард III. Прежде всего интересно, что думали по этому поводу его современники. Доминико Манчини, живший в Англии и покинувший ее перед самой коронацией, писал: «После убийства Хейстингса доступ к королю [Эдуарду V] всем его слугам был закрыт. Он и его брат были переведены во приличествующие им внутренние апартаменты Тауэра; с каждым днем их все реже видели за окнами и решетками, пока они не перестали появляться совсем. Доктор Арджентайн, последний из тех, чьими услугами пользовался король, рассказывал, что молодой король, как жертва, обреченная на заклание, стремился получить отпущение грехов ежедневной исповедью и покаянием, поскольку верил, что смерть стоит за его плечом… Однако разделались ли с ним и какого рода смерть он принял, я пока не выяснил»{121}.
Следующее свидетельство обнаруживается в акте первого парламента короля Генри VII. У Тюдора не нашлось никаких доказательств прямой причастности Ричарда III к убийству принцев, и ему пришлось отделаться лишь общим перечислением всех смертных грехов, в которых, по его мнению, погряз предшественник, включая «пролитие крови младенцев».
Весьма осведомленный автор второго продолжения «Кройлендской хроники» был лично знаком с Ричардом III и входил, по всей видимости, в состав королевского совета. Он не питал особых симпатий к королю при его жизни, но также не взял на себя смелость выдвинуть прямое обвинение, хотя это весьма приветствовалось бы новым монархом. Хронист лишь процитировал слухи, имевшие хождение в то время. Так, под 1483 годом он отметил: «Публично объявлено, что Генри герцог Бакингемский, проживавший в то время в Брекноке в Уэльсе, раскаялся в своем прошлом поведении и стал одним из вождей попытки [отомстить за обиды]. Тем временем распространился слух, что вышепоименованные сыновья короля Эдуарда умерли насильственной смертью, но неясно, каким образом»{122}.
Под 1484 годом он вновь не решился прямо приписать убийство королю, переложив ответственность на какого-то безвестного поэта, которого без комментариев процитировал в своей хронике:
В отличие от автора «Кройлендской хроники» Джон Раус, при жизни Ричарда превозносивший его многочисленные достоинства, после гибели короля всей душой стал служить новому хозяину. Он не только изобразил его монстром, но и без обиняков заклеймил как серийного убийцу:
«[Ричард III] взошел на трон, убив того, чьим защитником до достижения совершеннолетия он сам являлся… Он убил его [короля Эдуарда V] вместе с его братом. Он отравил и леди Энн, его королеву, дочь графа Уорикского. Теща, почтенная графиня Энн, вдова и наследница этого благородного лорда, искала у него убежища, и он запер ее до конца ее жизни. И, что самое отвратительное для Бога и всех англичан, да и для всех других народов, которым это стало известно, он послал других, чтобы убить святого человека короля Генри VI, или, как многие думают, сделал это своими руками»{124}.
За исключением этого предельно тенденциозного пассажа современники, лично знакомые с Ричардом III и вращавшиеся в придворных кругах, не склонны были выдвигать необоснованные обвинения и лишь ссылались на слухи, имевшие хождение в Англии. Народная молва порой действительно без весомых доказательств приписывала преступление королю. Это вполне объяснимо, ибо ответственность за все важные события в жизни страны нес монарх.