Ричард Львиное Сердце

— Евстахий! — обратился к нему умирающий. — Мы с тобой обменялись крупными словами; не раз померялись и силой. Мои узы падут прежде, чем заря займется, а твои уж пали. Отвечай мне: Герден умер?

Сен-Поль упал на колени.

— О, государь мой! Он умер на месте, где пал. Но Богу известно, что к этому злодейству он не приложил руки своей, как и я тоже.

— Если это известно мне, я полагаю, известно и Богу, — вымолвил король со слабой улыбкой. — Но выслушай, Евстахий: я должен ещё сказать тебе слово. Много я нанес обид твоему имени. Брату твоему — за то, что он порочил высокопоставленную даму и мой королевский дом; сестре твоей, присутствующей здесь, — тем, что недостаточно её любил и слишком любил себя… Евстахий! Ты должен поцеловать её, прежде чем я сойду в вечность.

Сен-Поль поднялся и подошел к ней: брат и сестра поцеловались, склонясь над головой короля.

Тогда Ричард снова заговорил:

— Теперь я вам скажу, что я неповинен в смерти вашего кузена Монферрата.

— О, государь!.. О, государь! — воскликнул Сен-Поль.

Жанна остановила его взглядом и сказала:

— Я повинна в его смерти! Он добивался смерти короля, а я его самого добила, поставив условием моего брака его смерть. Он заслужил её.

— Да, сестра, он заслужил, но и я точно так же! О, государь! — вскричал он, обливаясь слезами. — Возьми жизнь мою по праву, но сперва прости меня!

— Что мне прощать тебе, брат мой? — молвил Ричард. — Поцелуй меня! Мы с тобой были добрыми друзьями в старину.

Сен-Поль поцеловал его, всё рыдая. Король привстал.

— Вот чего я требую теперь от вас обоих, Сен-Поль и де Бар! — обратился он к ним. — Защищайте оба сына моего, Фулька! У Милó бумаги на его владения в Клюньи. Воспитайте в нем доброго и доблестного рыцаря. Да научите его вспоминать о своем отце с большей нежностью, нежели этот отец вспоминал о своем. Вы это сделаете, да? Скорей же, скорей!

Но тут вмешалась королева с громким криком:

— О, государь, государь! А для меня разве уж больше не осталось ничего? Мадам! — обернулась она к Жанне и обняла её колени. — Сжальтесь надо мной! Дайте и мне хоть какое-нибудь, хоть самое маленькое дело! О, Христос Спаситель! — восклицала она и раскачивалась из стороны в сторону. — Неужели я так-таки ничего не могу сделать для моего короля?

Жанна наклонялась и подняла Беранжеру:

— Мадам! Берегите моего малютку Фулька, когда подле него не будет ни отца, ни матери!

Королева плакала горькими слезами:

— Никогда, никогда не оставлю я его, если вы доверяете его мне, — начала она.

Ричард протянул руку и сказал:

— Да будет так! Государи мои, послужите королеве и мне в этом деле!

Двое вельмож низко нагнули головы. Королева принялась опять, рыдая, читать свои молитвы.

Свет в очах короля почти погас; он, конечно, ничего уж больше ими не видал. Окружающие догадались, что его губы силятся шептать:

— Губку, скорей!

Жанна принесла её и отерла ему рот; но слезы мешали ей смотреть. Король Ричард встрепенулся, откинул голову с её руки и прошептал с глубоким вздохом:

— Христос! Умираю!

Кровь хлынула потоком. У всех окружающих замерло сердце. Кровь вытерли, но Жанна заметила, что вместе с этой горячей кровью отлетел и его дух. Высоко подняв голову, она дала всем прочесть в её глазах истину. Она прильнула своими устами к его устам и не отрывалась от них до тех пор, покуда не почувствовала, что он похолодел в её теплых объятиях. Огонь погас.

Его погребли в обители Фонтевро в ногах у отца, как он сам приказал.

На погребении присутствовал король Джон английский вместе с пэрами Англии, Нормандии и Анжу. Была там и королева, но не было ни Элоизы (разве что за решеткой), ни короля Филиппа, потому что он питал к королю Джону ещё большую ненависть, чем к Ричарду. Не было там ни Жанны, ни Фулька Анжуйского, ни его воспитателей: они были заняты другим делом.

Не весь Ричард был похоронен здесь, где и теперь большая статуя указывает место великого праха. Сердце его Жанна увезла с собой в ящичке в Руан, куда за ней последовали её сын, Фульк Анжуйский, де Бар, её брат Сен-Поль, Гастон Беарнец и аббат Милó. Там они положили его в церкви посреди гробниц герцогов нормандских. Это сердце заслуживало такого почета: оно было такое же сильное, как те покойники, да ещё издавало сладкие звуки, когда искусная рука перебирала струны. Затем Жанна поцеловала Фулька и оставила его на попечении королевы, его дяди и Гильома де Бара, а сама отправилась на свой корабль.

В своем белом дворце, в зеленеющей долине Ливана, Старец из Муссы обнял свою супругу.

— Луна души моей! Сад мой! Сокровищница моя! — называл он её, осыпая поцелуями.

— Король почил в мире, господин мой, — сказала она. — И это вносит мир в мою душу.

— Дети твои будут звать тебя благословением своим, как и я зову тебя, милочка.

— А прорицание прокаженного ведь не сбылось, господин мой! — сказала Жанна.

— О, эти дела в руках Верховного Владыки! — отвечал Старец из Муссы. — Своим перстом Он указывает путь, предначертанный нам.

Жанна пошла к своим детям и занялась различными делами, возлагаемыми на неё её званием.

ЭПИЛОГ аббата Милó