Ричард Львиное Сердце

Это — зубастая гадюка, заползшая в колыбель к моему ребенку и влившая в него яд. Господи Иисусе! Если я встречу когда-нибудь этого Бертрана, помоги мне раскровянить ему рожу!.. Но я доволен и тем, что есть. Гостите у меня, если только столь грубое пристанище может удовлетворить ваше благородие. Что касается мадам Элоизы, за ней тотчас же пошлют. Но вашего стада-южных шутов я не приму. Все эти дни у меня был преважный желудок, боюсь, как бы лангедокское пирожное не набило мне оскомины. Я вообще недолюбливаю монахов; а твой монтобанский певчий дрозд довел бы меня до богохульства. Позаботься, Драго, чтобы с ним занялись. Или нет! Пусть они сами забавляются… своими песнями, Господи помилуй! А вы, — обернулся он к Богену, — ступайте, приведите мадам Элоизу!

Боген вышел за занавес позади короля, а старик остался сидеть в задумчивости, кусая свои пальцы.

Изнутри палатки прокралась мадам Элоиза французская — худенькая девушка с бледным, печальным личиком, окутанным черными волосами, как у шутов на сцене. Судя по тому, как она оглядывалась на всех поочередно своим неподвижным взглядом, Ричард подумал, что она, верно, не в своем уме, но все-таки он тотчас встал перед ней на одно колено. Принц Джон резко отвернулся, а старый король насупился, наблюдая, что будет делать Ричард. Принцесса, вся в черном, казавшаяся в полуобмороке, неуклюже прижалась к стене, словно стараясь увернуться от удара кнута. «Зажилась ты в Англии, бедняжка! — подумал Ричард. — Но почему она вышла из палатки короля?»

Невеселая то была встреча, а король не выказывал желания как-нибудь помочь беде. Когда мадам Элоиза, крадучись и кружа по палатке, остановилась наконец у его кресла с поникшей головой, он начал говорить с ней по-английски: Ричард заметил, что отец и брат знали этот язык, незнакомый ему. «Его милости, кажется, угодно смеяться надо мной, — говорил сам себе Ричард. — Что за мертвечина эти угрюмые слова! По-английски, кажется, люди не говорят, а стучат языком».

И в самом деле, настоящего разговора не было: король или принц говорили, а Элоиза лишь смачивала себе губы языком. Она только смотрела на старого тирана, и то не в глаза, а выше, в лоб; и ее взгляд напоминал дрожащего, загнанного зайца.

«Она у него в руках, и душой, и телом», — подумал Ричард.

Колено у него стало болеть, и он поднялся.

— Светлейший государь! — начал он на своем языке. Элоиза вздрогнула. Король сказал:

— А, Ричард! Ты еще здесь, человечек?

— А где же еще, мой повелитель? — переспросил сын.

Отец посмотрел на Элоизу.

— Соблаговолите, мадам, признать в этом бароне сына моего, графа Пуату, — сказал он. — Да будет ему дозволено, мадам, приветствовать ту, к которой он стремился из такой дали, с таким смирением, черт возьми! Вашу белую ручку, Элоиза!

Странная девушка затрепетала, но все-таки протянула свою руку. Ричард, целуя ее, почувствовал, что она ужасно холодна.

— Надеюсь, сударыня, мы познакомимся друг с другом получше, но я должен вас предупредить, что не владею английским языком. Позвольте надеяться, что в нашем милом краю вы вспомните свой французский язык.

От дамы Ричард так и не получил ответа, зато он, ей Богу, разозлил отца.

— А мы надеемся, Ричард, что вы научите мадам чему-нибудь получше, — просопел старик свой вызов на бой.

— Молю Бога, чтобы мне не пришлось учить ее чему-нибудь худшему, господин мой! — возразил сын. — Вы согласитесь, может быть, что для дочери Франции ее родной язык может пригодиться.

— Как и английский, граф, для сына Англии! — вскричал отец. — Или для его жены, клянусь обедней, если только он достоин иметь жену!

— Об этом, сэр, нам следовало бы побеседовать, когда у вашей милости будет досуг, — медленно проговорил Ричард.

«Иисусе Христе! — подумал он. — Он хочет, кажется, приковать меня к ледяной глыбе? Что с ней такое?»

Король прервал его думы тем, что отпустил мадам Элоизу, отослал всех присутствующих и удалился сам. Он страшно устал, весь побелел и задыхался.

Ричард видел, что отец пошел, вслед за принцессой, в глубину палатки, за занавес: и снова подозрения обеспокоили его.

Когда за ними вслед хотел было скользнуть и Джон, граф решил, что надо положить этому конец. Он хлопнул юношу по плечу и сказал:

— Брат, на пару слов!

Джон, подскакивая, вернулся назад. Они остались в палатке вдвоем.

Этот Джон, Безземельный, как называли его на разных языках [19], был слабым снимком со своего брата. Кривошеий, сухой, как тростник, и с сапунцом, он был ростом меньше, тощее, с синими, но более светлыми глазами, которые притом выпучивались, тогда как у Ричарда они сидели глубоко. Словом, разница была не столько в самих чертах, сколько в их размерах. Ричард был богатырского, но красивого, ловкого сложения;