Ричард Львиное Сердце

Никогда не нравился ему этот граф, вернее сказать, он просто не выносил его. Но Сен-Поль был родной Жанне. Она даже несколько отражалась в нем: его окружало ее таинственное благоухание, его озарял луч ее обаяния. Ошеломленному, истомленному, мрачному, несколько выбитому из седла Ричарду показалось, что Сен-Поль не походит на своих товарищей. Вследствие этого, он приветствовал его более, чем с простым радушием, к прискорбию Сен-Поля. Ричард заметил это впечатление, и вдруг ему припомнилось, что ведь такое обращение должно было служить жестокой обидой Сен-Полю.

«Черт побери, что это я затеял? — восклицал Ричард про себя. — Мне должно быть стыдно смотреть в лицо этому молодцу, а я веду себя с ним, как брат».

— Сен-Поль! — тотчас же обратился он к брату Жанны. — Мне хотелось бы с вами поговорить: это даже мой долг перед вами.

— Я весь к услугам вашей милости, — с чопорным поклоном отвечал Эд. — Когда и где вам угодно…

— Идите за мной, как только покончите со всем этим шутовством, — решил Ричард.

Спустя час его приказанье было исполнено. По своему обыкновению он пошел напролом:

— Сен-Поль! Полагаю, вам известно, где мое сердце — здесь или в другом месте? Я желаю, чтобы вы поняли, что в данном случае я поступаю против личной моей воли, против моего собственного убеждения.

Даже для Сен-Поля прямота этой царственной натуры была несомненна.

— Но, государь мой… — забормотал Сен-Поль, в котором благородное чувство боролось с озлоблением. Ричард прервал его:

— Если вы сомневаетесь — что вполне вам разрешаю — я готов вас убедить: я поеду с вами, куда вам будет угодно и отдаю себя в полное ваше распоряжение… Помните только, что это решение будет бесповоротно. Еще раз говорю вам: я это сделаю! Хотите оставаться здесь, или поехать со мной?

Сен-Поль проклинал свою судьбу: он ведь был приставлен к этой французской девчонке.

— Господин мой! — проговорил он. — Я не могу вам повиноваться: моя обязанность везти мадам в Париж. Такова воля моего повелителя.

— Ну, так мне придется ехать одному. И я поеду. Еще раз повторяю! Мне до смерти все это надоело!

— Господин мой, Ричард! — вскричал Сен-Поль. — Я не смею приказывать, но и я скажу: поезжайте! Я не знаю, что произошло между вами и моей сестрой Жанной, но я хорошо знаю одно: было бы странно, если бы вы не сумели склонить на свою сторону такого судью.

Он рассмеялся недружелюбно. Ричард окинул его холодным взглядом.

— Если бы было в моей воле, друг мой, — проговорил он, — я не потерпел бы ничьего посредничества.

— Но это предложение было сделано не мной, государь мой, — возразил Сен-Поль.

— Да иначе и не могло быть, — резко заметил Ричард. — Я сам решил так, так как считаю, что каждая благородная дама имеет право по своему усмотрению располагать своей особой. Она меня любила…

— Я думаю, сэр, она ваша и сейчас.

— Вот я в этом-то и намерен убедиться, — заметил Ричард. — Но довольно об этом! Какие новости у вас в Париже?

Сен-Поль не мог удержаться: у него давно был готов сорваться с языка весь запас известий, которые он получил с юга.

— Там очень восхищаются одной сирвентой Бертрана де Борна.

— Какого содержания эта сирвента?

— Непристойного. Он назвал это — «Сирвента о королях», а сам в ней говорит много дурного о вашем ордене.

Ричард засмеялся.

— Я уверен, что тут ему и книги в руки, и недаром. Я думаю, не поехать ли мне повидать Бертрана?

— О, государь мой! — многозначительно проговорил Сен-Поль. — Он вам наговорит много хорошего, но много и не совсем хорошего.

— О, наверно! Уж у него такая привычка, — заметил Ричард.

Ему не хотелось теперь никому поверять свои думы, не хотелось искать помощи против осаждавших его соблазнов. Он ведь всегда и все делал по-своему: и это было как бы его право, его «droit de seigneur» [20], естественный закон, в силу которого глупцы подставляют свою шею под пяту людей, сильных духом. Но что из этого? Ричард знал, что желаемое всегда у него под рукой, знал, что он может завладеть снова Жанной, когда ни пожелает. И ни король английский, ни король французский, ни Вестминстерский Совет, ни Имперский Сейм [21] — ничто не в силах помешать ему, если захочет. Но этого-то именно он и не хотел теперь, он сам сознавал это. Подавить ее потоками излияний любви, чувствовать, что она вся трепещет, пугается, теряет самообладание от волнения своего сердца, принудить ее, сломить, укротить, когда в ней всего прекраснее ее молодые силы, ее юный гордый дух… Нет, никогда, хоть поклясться Крестом Господним!