Что делать? Ричард колеблется. Закрыть на все глаза и делать вид, что ничего не произошло? Но если оставить это безнаказанным, то это воодушевит на подобные попытки против королевской власти! Арестовать виновников этой резни и грабежа? Невозможно! Их слишком много. Наконец, подчеркивает хронист, вся знать, все вассалы прибежали, и почти весь город, «уступая ненависти к евреям и прелести добычи, были брошены на то, чтобы совершить эти действия. Нужно было закрыть глаза на то, что нельзя было покарать»23[727]
. Автор жалуется: вероятно, всевышнее Провидение этого желало! В Йорке жители, говорит он, не стерпели бы роскоши евреев, в то время как они, в том числе и знать, готовились отправиться освобождать Гроб и находились в нужде. Их одновременно подтолкнули желание грабить и «пролить кровь еретиков». Тогда Ричард издал закон (после резни в Лондоне), гарантирующий мир и безопасность евреям. Эта вторая волна погромов наносила ущерб и оскорбление одновременно власти и казне короля:«Он возмутился и ругался по поводу оскорбления, нанесенного королевскому величеству и из-за больших потерь, которые претерпела казна; наконец, все, чем обладают евреи, являющиеся кредиторами короля, интересует казну»24[728]
.Было назначено расследование, но преступление осталось безнаказанным.
Матвей Парижский также предоставляет интересные уточнения касательно отношения Ричарда после первых погромов, произошедших в Лондоне. Толпа воспользовалась беспорядками, последовавшими за попыткой нескольких евреев принять участие в королевских торжествах. Их грубо оттолкнули королевские агенты службы порядка, и «толкотня» стала поводом для толпы, чтобы отдубасить евреев, сжечь и разграбить их дома и... уничтожить долговые обязательства, которые там находились. На следующий день Ричард узнал об этом и, подчеркивает Матвей Парижский, принял все близко к сердцу, как будто сам был жертвой этого нападения. Продолжение описания показывает, насколько наказание виновных было одновременно ограниченным и выборочным:
«Он приказал схватить и повесить троих среди виновных, которые отличились своим поведением во время бунта. Один был повешен, потому что ои украл в доме христианина, двое остальных, потому что подожгли здание в городе и от этого пожара пострадали близстоящие дома, принадлежавшие христианам»25[729]
.Рожер де Ховден на этот счет отпускает такие же замечания, в тех же выражениях26[730]
.Если соединить воедино всю эту информацию хронистов касательно этих погромов, невозможно не заметить, что антисемитизм был очень широко распространен накануне крестового похода и разделялся почти всеми хронистами и, вероятно, духовенством. Многие рассматривают эту резню как обычную прелюдию к действию крестоносцев против врагов Христа и абсолютно этим не оскорбляются, всегда их оправдывают, одобряют, иногда изобличая перегибы, особо их оговаривая. Рауль Дицето единственный, кто их осуждает.
Ричард, разделил ли он это антисемитское чувство? Слухи, рассказывают некоторые хронисты, говорят о том, что Ричард сам отдал приказ изгнать евреев27[731]
. Другие, наоборот, показывают его возмущенным и озабоченным их защитой, выпуская указы, которые их охраняют и предписывают проведение расследований, чтобы найти виновных. Однако, если верить докладам, он был больше возмущен тем, что эти события нанесли оскорбление его достоинству и королевскому величеству, то есть его финансам. Его намерения арестовать виновных были задушены в зародыше из-за массового участия знатного и простонародного населения в этих погромах. Рауль де Дицето, относящийся наиболее враждебно к таким преступлениям и наиболее озабоченный тем, чтобы отвести Ричарда от этого, утверждает, что они имели место без ведома короля, который отомстит за это немного позже, наказав ответственных за эти преступления28[732]. Однако хронисты не упоминают примерного наказания, кроме как того, которое было по отношению к тем троим. Все трое, и это существенно, нанесли вред христианам, а не евреям: первый воспользовался всеобщими кражами, чтобы обворовать христианина, двое других, поджигая дома евреев, подпалили случайно дома христиан. Вырезание евреев, пожар и расхищение их домов остались безнаказанными при почти полном равнодушии.