Ричард Львиное Сердце: Поющий король

Покинув цитадель, Ричард отправился верхом на Фовеле покататься по окрестностям Яффы. Он ехал и напевал старую песенку, которую давным-давно певала мамушка Шарлотта и которая всегда журчала ручейком где-то глубоко-глубоко в душе Ричарда:

Мой милый меня бросил,
Окэ! цветет роза.
Мой милый меня бросил,
Окэ! цветет роза.
Незнамо почему
Цветет роза и сирень.
Незнамо почему
Цветет роза и сирень.

Кругом вставала дивная южная весна, а в сердце короля Англии рвались ветры, дожди и снегопады минувшей зимы. И действительно, как это возможно, что у человека все так плохо, а роза и сирень продолжают цвести и благоухать! Крестовый поход на Иерусалим, о котором пелось в сирвенте «Невеста Сирии», сделал своим избранником не Ричарда, а Конрада, предпочел другую благородную душу.

Он предпочел другую.
Окэ! цветет роза.
Он предпочел другую.
Окэ! цветет роза.
Прекраснее меня,
Цветет роза и сирень.
Прекраснее меня,
Цветет роза и сирень…

Глава тридцать первая ДА И НЕТ

Всю Светлую седмицу Ричард находил себе утешение в обществе жены, уединившись с нею в замке Кафарлет. Ему не хотелось покидать Яффу. Здесь он был счастлив, снова счастлив с Беренгарией. Они помногу разговаривали, он рассказывал о своем детстве, о юности, о вражде-дружбе с Филиппом-Августом.

— О, как мне не хочется ехать воевать с ним! — воскликнул он однажды. — Мне он противен, а я люблю сражаться с теми, кого уважаю. До чего ж я мечтаю вновь сразиться с Саладином! После Арзуфа прошло так много времени. Казалось, битвы посыплются одна за другой, а их все нет и нет. Может, мне забыть об английской короне?

— Как это?

— А вот так. Пусть Жан заберет ее себе, а я останусь здесь. Буду воевать с Саладином, потом подружусь с ним и пойду завоевывать Индию. Стану индийским султаном Альб-аль-Асадом, приму мусульманство. Что-то неладное происходит во мне. Беранжера, мне кажется, я больше не хочу быть христианином. Мне нравится арабский язык, арабские кушанья, я полюбил природу Леванта. Меня волнует озан [125]больше, нежели осанна. Все в моей душе стремится не на запад, а на восток, в далекие, неведомые страны, туда, откуда был родом белый слон Карла Великого. Говорят, земля бесконечна, и если ехать и ехать на восток, то там не иссякают страны и народы, и всюду много удивительных вещей. А наш франкский мир такой тесный, теснота рождает подлости, лишь простор наполняет душу величием. Как ты думаешь, милая?

— Я думаю, что ты прав, — нахмурившись, отвечала королева. — Наш франкский мир и впрямь тесен. Но прошу тебя, Ришар, не произноси таких страшных слов про христианство и мусульманство! Ты должен оставаться верным Спасителю. Не знаю, смогла бы я жить с тобой, если б ты принял мусульманство. Должно быть, смогла, ибо я люблю тебя больше жизни, но это приносило бы мне невыносимые страдания. Боюсь, что и твой Саладин разочаруется в тебе, если ты примешь мусульманство.

— Пожалуй. Не бойся, любовь моя, я не перейду в другую веру. И я не хочу гарема. Мне нужна только ты. Скажи, а ты хоть раз пользовалась свистком короля Дагобера?

— Да, Ришар. Но мне не хочется об этом говорить.

— Стало быть, не получилось… Ну понятно, чудеса случались только при короле Дагобере [126].

— Нет, Ришар. Не только. Ну хорошо, скажу. Я узнала о твоей измене и вообще не хотела тебя видеть. И я вышвырнула свисток, подаренный мне твоей ласковой матерью.

— Вышвырнула?!

— Да. Я пошла к берегу моря и бросила свисток в клокочущую волну.

— Вот, значит, как ты использовала его.

— Да, именно так.

Тут Беренгария встала с постели, в которой происходил этот разговор, подошла к одному из ларчиков, стоящих на ее столике, открыла его и достала оттуда костяной свисток на шнурке из переплетенных белых и красных шерстяных нитей:

— Вот он.

— Ты обманула меня?

— Нет, нисколько. Прошел январь, ты не появлялся и не появлялся, а я уже с ума сходила, тоскуя по тебе, готовая все простить, лишь бы ты был рядом. И вот однажды я, как безумная, отправилась на то место, где я бросила свисток Дагобера в пучину, и, представь себе, море выбросило его прямо к моим ногам.

— Быть не может! Да ведь это настоящее чудо!

— Вот видишь, они случаются не только во времена Дагобера. Я подобрала его, вытряхнула из него воду и, затаив дыхание, громко свистнула, мысленно моля Дагобера, чтобы он вернул мне тебя. На другой день ты приехал из Аскалона.

— О Беранжера! Иди скорее ко мне!

Потом он сказал ей: