— Мне жаль отца. Ведь Томас был порядочная скотина. Отец все сделал для примирения с ним, а он… Вряд ли отцу удастся зазвать в Оксфорд хороших преподавателей. Все отвернулись от него.
— Такова жизнь, мой мальчик. Солнце твоего отца уже давно закатилось, и вам, мои соколята, пора попросить у него примерить корону Англии.
— Нет уж! Воевать против собственного отца? Уволь! Лучше я отправлюсь в Палестину. Кстати, как ты думаешь, не поехать ли мне и впрямь в Святую Землю? Там сейчас стало так весело! Представь себе, тамплиеры начали войну против старца горы Синана и двинули свои полки к северу от Иерусалима.
— Вот как? Они еще в прошлом или позапрошлом году намеревались это сделать.
— Но ведь в прошлом году у них переизбрали великого магистра и произошло воссоединение с теми, кто пасся под крылышком у короля Людовика.
— Ах, ну да, я слышала что-то такое. Что же подвигнуло их начать войну в этом году?
— Убийство триполитанского графа Раймунда. Его нашли с кинжалом в затылке и всего обсыпанного золотыми монетами. Это переполнило чашу терпения. Как я люблю это выражение — так и хочется увидеть чашу терпения, которая переполняется и из нее текут лавины разгневанных воинов. Если я отправлюсь воевать в Святую Землю, обязательно закажу себе знамя с изображением переполненной чаши терпения! Так что, идти мне воевать с ассасинами, мама?
— Твой отец отправился в крестовый поход в таком же нежном возрасте, как ты сейчас. И что из этого получилось? Ничего хорошего. Дабы как следует научиться воевать на Востоке, надо хорошенечко повоевать со своими, в Европе. Подружись с де Борном.
— С этим бешеным?.. Хочешь, я спою тебе свою новую сирвенту? Правда, я еще конец не придумал.
— Спой, мой рыжий жавороночек.
…Сколько же лет прошло с того разговора в Тулузе? Около двадцати?.. А помнится, будто вчера. Его никто больше не называл рыжим жавороночком. Мама, мама…
Не проехав и мили от своего стана, король Англии встретил долгожданных гостей. Беренгария показалась ему еще прекраснее.
— Эн Ришар! Дорогой мой! Как я тосковала! А вы? Вы не разлюбили меня за эти дни?
— Дни?! Они показались мне годами, любовь моя!
Увидев мать, Ричард так и обомлел — Элеонора вновь выглядела моложе своих лет. Пребывание в женской обители Фонтевро пошло ей на пользу или наоборот — бегство из обители? Глаза ее, как когда-то давно, сверкали изумрудной зеленью, седых волос почти не было видно, вдовствующая королева выглядела очаровательной пожилой дамой с отчетливыми следами былой пленительной красоты.
Увидев Ричарда, Элеонора залюбовалась им и, прежде чем подойти и поцеловать, вдруг запела своим приятным голосом:
Это была кансона, сочиненная Бертраном де Борном в те времена, когда Ричард со своим старшим братом Анри и только что ставшим королем Франции Филиппом-Августом воевал против собственного отца, короля Англии Генри Плантагенета. Вскоре после появления на свет этой кансоны Ричард обрел свое львиное прозвище.
— Сынок! Ты стал еще прекраснее! — закончив пение, бросилась в объятия сына Элеонора. А когда он крепко прижал ее к груди, она тихонько спросила: — Как твои прыщички?
— Отступают, — смущенно буркнул в ответ король Англии.
— Голубка Беранжера уже видела их? — продолжала щекотливый допрос Элеонора.
— Еще нет, — отвечал Ричард.
— Так вы что… — разочарованно начала было Элеонора.
— Еще нет, мама, — сердито стал выбираться из ее объятий Ричард, — Я жду ответа от короля Санчо.
— Так вы поститесь? — уже громко и весело спросила вдовствующая королева, и тут до Ричарда дошло, что она конечно же давным-давно успела расспросить обо всем Беренгарию, а сейчас попросту издевается над ним.
— Ваше величество, позвольте преклонить пред вами колено и поцеловать вашу руку, — услышал тут Ричард за спиной, оглянулся и, увидев родное лицо, завопил от восторга:
— Лю-у-у-у-ук!!!