Ричард Львиное Сердце

Ричард также был включен в число возможных претендентов на иерусалимскую корону. Сразу же по прибытии ему пришлось принять делегации: от пизанцев и генуэзцев. И те и другие прежде всего были судовладельцами и купцами. Они знали, что город святого Иоанна Акрского намерен вновь сделаться «франкским»; а свой интерес и первостепенную заботу видели в сохранении лавок и меняльных контор и обеспечении свободы торговли. Пизанцы считали, что у них есть особые права: их эскадра, вместе с архиепископом Убальдо, прибыла из Пизы еще прежде весны 1189 года и приняла участие в первых сражениях за Акру Ги Лузиньяна. Король Англии согласился принять обеты верности от пизанцев. Генуэзцев же, которые присягнули в верности королю Франции и маркизу Конраду, он отверг. Впрочем, впоследствии Ричард принял от них присягу в обстоятельствах, повторяющих те, что сопутствовали присяге пизанцев, ибо сам он тотчас же подтвердил все свободы, которыми те пользовались в Палестине, и возобновил их привилегии.

Град святого Иоанна Акрского возвышался над мысом, который, в свою очередь, господствовал над морем и над длинным песчаным берегом, простиравшимся до Хайфы. В дюнах петляла речушка, медлительная и заилившаяся уже во времена крестоносцев; она называлась Нааман. Один удачный удар счастливой руки позволил Ги Лузиньянскому захватить единственную высоту вблизи Акры — Торон Рыцарей. Но далее к востоку оставалось немало населенных пунктов; один из них, который крестоносцы назвали Торон Саладина, стал главным лагерем мусульманского войска. Была еще небольшая бухта, прямо на север от Акры, в которую заходили итальянские и франкские корабли, доставлявшие сражающимся провиант, оружие и подкрепления. Большая часть сил франков была стянута к горе Мусард, господствовавшей над бухтой, тогда как храмовники, госпитальеры, генуэзцы и немцы наседали на стены города; пизанцы же занимали площадку к югу от Акры, в устье Наамана. После одной из битв в октябре 1189 года Саладин сбросил туда все трупы, и это отравило и без того нездоровую атмосферу в низменности, по которой протекала речушка.

Второй год осады отмечен лишь затяжным приступом, продолжавшимся в течение нескольких месяцев зимой 1190/91 года; почти все остальное время было потрачено на изготовление новых осадных машин. Король Франции Филипп соорудил новые башни, одна из них называлась Мальвуазин, то есть «Плохая соседка», и использовалась против мусульманской башни, находившейся внутри города и именовавшейся соответственно Малькузин, то есть «Скверная родственница». И осаждавшие, и осажденные перестреливались с башен и метали друг в друга камни. Ричард не преминул позаботиться о запасе камней, еще когда покидал Мессину: он захватил с собой огромные морские валуны — один такой камешек убивал дюжину человек — и двинулся с этим грузом на Саладина. Возле мусульманского лагеря бойцы обнаружили, что с башни в них бросают и пресловутый «греческий огонь» — само название показывает, что речь шла о византийском изобретении. Вообще-то это были глиняные горшки с нефтью, которые швыряли в нападавших и которые воспламенялись, когда сосуд разбивался. Для защиты своих военных машин франки увешивали их свежими шкурами животных или обмазывали горшечной глиной; воины скоро поняли, что нечего и пытаться затушить пламя водой, но если и можно как-то справиться с «греческим огнем», то лишь заливая его уксусом или засыпая землей.

К 1191 году обе стороны пообвыкли и приспособились к войне. Джошуа Проуэр цитирует описание рынка, который был устроен в лагере мусульман: «Рынок, учрежденный в лагере султана перед Акрой, был огромен и занимал большую территорию. В нем было устроено 140 будок для кузнецов. Я насчитал у одного повара 28 котлов, в каждом из которых мог поместиться целый баран… Говорили, что войско обзавелось жилищами: слишком уж долго оно оставалось на одном месте!» В лагере насчитывалось «более 1000 бань, вырытых в земле и защищенных камышовыми и соломенными матами»[39]. Добавим, что в перерыве между боями султан Саладин, часто и по справедливости хвалимый за великодушие и щедрость, многократно присылал груши из Дамаска и другие дары королям Франции и Англии, зная, что и тот и другой заболели и тяжко страдают.

Сразу же по прибытии Ричард действительно заболел, Амбруаз называет его болезнь «леонарди» (то есть львоподобной); наверное, это была «потная горячка» или, быть может, малярия. Очень скоро и Филипп пал жертвой недуга, свирепствовавшего в армии. У больных выпадали волосы и ногти — у Филиппа волосы так и не отросли. Обоим угрожала смерть, тем не менее оба выздоровели: Ричард чуть раньше, чем король Франции. Но не обошлось без потерь: так, Филипп не позаботился об охране своих осадных машин, и они сгорели — вероятно, их подожгли осажденные во время одной из ночных вылазок. Ричард же, напротив, велел держать военные машины под неусыпным надзором и днем и ночью.