Ричард Львиное Сердце

На пути к Акре был совершен новый подвиг, еще более умноживший блистательную его славу. 7 июня 1191 года в море было замечено судно, несшее цвета короля Франции. Ричард направил к этому кораблю нескольких посланцев, которые должны были узнать, откуда, куда и зачем держат путь мореплаватели. Последовал ответ, что они — христиане, люди короля Франции, и что направляются в Антиохию с грузом провианта и оружия для короля. Ответ заставил Ричарда на какое-то время задуматься; «Король Франции не располагает кораблями такой величины. Если же они действительно из дома его, скажите им, чтобы они явились ко мне для разговора». Но когда посланцы вновь приблизились к незнакомому кораблю, с него полетели стрелы и даже «греческий огонь». Догадавшись, с кем он имеет дело, король тотчас приказал преследовать и захватить судно, пообещав всем своим людям, что добыча достанется им. Через несколько часов судно было потоплено. Оно перевозило около 1500 сарацинов, которые должны были попасть в Акру и укрепить там силы Саладина. Груз состоял в основном из оружия, провианта и глиняных сосудов с нафтовым маслом — то есть нефтью, которая особенно страшила воинов-франков и давала сарацинам очевидное преимущество на поле боя. Эта победа добавила славы Ричарду, королю Англии, именно тогда, когда он входил в залив Святого Иоанна Акрского, а происходило это на следующий день, 8 июня 1191 года. Можно себе представить, как обрадовались те, кому он пришел на помощь, и как укрепился дух сражающихся.

* * *

И как раз вовремя. Осада Акры началась, в сущности, еще за три года до этого. Предприятие казалось безнадежным, особенно после сокрушительной победы армий Саладина у отрогов Хаттина в 1187 году, в День святого Мартина, 4 июля, после чего уже никто не сомневался в полнейшем и близком изгнании европейцев с Ближнего Востока. В то время когда, по словам Джошуа Проуэра, «кости павших при Хаттине белели у подножия Отрогов», а победитель захватил у франков Иерусалим и важнейшие замки и города Святой земли, такие обособленные и побуждающие к сопротивлению предприятия, как осада Акры, кажутся весьма многозначительными.

Между прочими заслуживает упоминания эпизод, случившийся в Тире. Конрад Монферратский, которого летописцы называют «маркизом», не то феодал-сеньор, не то искатель приключений, отправился морем в Константинополь чуть ли не в то самое время, когда начались бедственные события, обернувшиеся потерей Святого града. Ничего не зная или по крайней мере не отдавая себе отчета в происходящем (его собственный отец Гильельмо де Монферрато попал в плен при Хаттине), он собирался пристать в порту Акры, когда вдруг понял, что на рейде происходит что-то непонятное. Обычно стоило показаться христианскому кораблю, как среди населения возникало немалое оживление. В церквях радостно ударяли в колокола, а духовенство встречало западных паломников крестным ходом. Теперь же колокола Акры не отозвались благовестом на появление западного судна, и это выглядело дурным предзнаменованием. Известно, что в мусульманских странах колокольный звон считается пагубным и потому запрещен. Конрад, человек осторожный, решил повернуть назад и благополучно вышел в открытое море. За ним и не подумали гнаться: новые хозяева города, знамена которых развевались над крепостями, приняли корабль итальянца за обыкновенное торговое судно. Конрад воспользовался своим везением и поспешил к порту города Тира, который нашел переполненным беженцами и в совершенном расстройстве, потому что город этот превратился в центр христианского сопротивления. С помощью пизанской эскадры и каких-то двух сотен сицилийских рыцарей город героически выдерживал атаки осаждающих с суши и с моря. С появлением неустрашимого «маркиза» жители ожили и воодушевились и сумели дать отпор воинству Саладина. Но вот обратная сторона медали: стоило бывшему королю Иерусалима Ги Лузиньяну, освобожденному Саладином по настоятельным просьбам его супруги, королевы Сивиллы (и взамен за сдачу Саладину города Аскалона), появиться у стен Тира, как городские врата пред ним затворились: Конрад предпочел остаться единоличным вождем обороны города и едва ли не почитал себя за наследника того королевства, которое незадачливый Ги Лузиньян не сумел сохранить.