Рифмовщик

В этот год лето выдалось теплое, с частыми дождями. Зелень в городе разрослась до неимоверных размеров. Ей приходилось почти через день прореживать и пропалывать овощные. Тетка охала и ахала, как могла помогала ей. Понемногу, по одной грядочке приводила огород в надлежащий вид. Дед изредка, опираясь на толстую клюку, появлялся на краю огорода, цокал языком и бормотал:

— Эка зелень-то прет! Видать, зима лютая будет.

— Ты что же, дед, всем организмом зиму чуешь? — завидев деда, отреагировала тетка.

— Не всем, а только низом. Ноют кости на погоду.

— Так до зимы-то далеконько, — не унималась тетка.

— Да, но на то другие приметы действуют, — ответил дед. — А ты, я вижу, девку совсем загоняла. Ведь не скотина же какая!

— Девка здоровая. Не боись за нее. Работа силы прибавляет, а безделье убавляет.

— Я не устала, — разгибаясь, ответила она и, улыбнувшись, спросила: — Дедушка, скамеечку принести? А то стоять-то, небось, тяжко?

— Стоять не тяжко. А вот на пустошь нашу смотреть тяжко.

— Опять ты, дед, за свое! Уж хватит вздыхать по прошлому, — отирая руки о фартук, проворчала тетка. — Мы-то, слава Богу, живехоньки, и молодуха у нас есть. Вона как быстро управляется.

— Управляется, — согласился дед. — А женихов нетути в округе. Ночь придет — окрест ни огонька не видно. Перемещение всех забрало.

— Да, — вздохнула тетка. — Может, нас обойдет сие лихо? Может, забыли нас?

— Может, и забыли, — с сомнением произнес дед. — А может, и нет.

Потом дед тихо удалился к себе на завалинку и молча сидел там до самого вечера.

— Дед, пора вечерить! — крикнула тетка, возвращаясь с огорода. — Заходи, родимый, к нам, сейчас я на стол соберу.

В сумраке вечера все собрались за столом.

— Сегодня тюрю будем есть, — сказала тетка. — Печь-то не топили. Дрова надо беречь.

— Эхе-хе, — поохал дед. — Тюрю так тюрю, — и обмакнул кусок хлеба в похлебку.

Остальные присоединились к нему. Хлебали тюрю из общей миски молча, как положено, соблюдая очередь.

— Завтра печку протопим, полевку сделаю. Хотите полевку? — спросила тетка.

— Хотим, — за всех ответил дед.

— За дровами-то, поди, далеко нынче бегать? — спросил дед, утирая рот холщовой тряпкой.

— Далеко, дедушка, аж за выселки вчера бегала. Хворост и сучья в округе почти все подобрала.

— А в выселках чай живет кто? — снова спросил дед.

— Да никогошеньки там не осталось, — ответила она. — Я хотела плетень на дрова забрать, да жалко разорять. Вдруг кто вернется.

— Да уж, кто же вернется, — возразила тетка. — Уже два лета, как никого там нет. Надо бы и плетень ихний разобрать. В зиму-то дрова ой как нужны!

— Вот завтра и наладимся туда, — предложил дед.

— Куда уж тебе с клюкой? Без тебя сходим, пока огород не зарос, — ответила тетка. — Эх, была бы лошадь — много бы припасли дров.

— А что же, телегу на дрова не пустить? — спросил дед. — Стоит под навесом без дела.

— А ну как кто из наших вернется хозяйство налаживать? — всплеснула руками тетка. — Что ж ты, дед, всё разорить хочешь?

— Я-то что же? — смиренно ответил дед. — Пусть стоит. А вот разоритель — не я. Совсем не я.

Она встала и убрала со стола. Тетка, подперев подбородок о ладонь, долго смотрела в окно, где вечерние сумерки постепенно сгущались и ночь неумолимо надвигалась на хутор.

Дед заерзал на старой лавке и устремил взгляд в угол — на сундук, где лежала стопка лозунгов.

— Вижу, опять охота тебе умыкнуть несколько бумажек, — отреагировала тетка на порыв деда. — Проводник строго велел: бумажки не трогать, а читать их каждый день. А ты, дед, норовишь их на самокрутки пустить.

— Так бумажка-то для этого как хороша! Тонкая, мягкая — как раз для курева годится. А этот проводник через месяц новой нанесет.

— Не через месяц, а завтра должон появиться, — ответила тетка. — Ну, как проверит, все ли листики на месте?

— Не проверял же раньше, — не сдавался дед.

— Да уж бери, курилка, — махнула рукой тетка. — Авось пронесет.

Дед поднялся, кряхтя, добрался до сундука, долго шелестел листочками, словно выбирал самые лучшие, взял один. Бормоча себе под нос, почитал текст и не спеша вернулся на место. Он долго и тщательно крутил самокрутку. За окном потемнело так сильно, что в доме стало неуютно, силуэты сидящих были едва различимы.

— Зажги-ка, дочка, лампу, а то и самокрутку не раскурить, — предложил дед.

Она зажгла светильник — слабенький огонек осветил стол и сидящих за ним.

— Масло тоже надобно беречь. Когда еще пойдем в маркет? Да и брать-то там нечего. Хлеб у нас, слава богу, свой. Силы будут — как-нибудь осенью жатву осилим.

— Осилим, — согласился дед, попыхивая самокруткой.

Дед, как всегда, закашлялся, долго не мог остановиться, и она вспомнила, как прошлой осенью он сильно разболелся. Тетка лечила его разными травами. Зарезали последнюю курицу и поили деда отваром, кормили курятиной. Дед поправился только к самым морозам.

— Пора бы на боковую, — сказала тетка и, подавив зевоту, встала из-за стола.

Дед аккуратно погасил самокрутку о консервную крышку и согласился:

— Да уж пора. Вона темень какая за окном.