Рифмовщик

Порфирий Петрович встал из-за стола, прошелся вдоль стены с портретами выдающихся врачей, ранее работавших в госпитале, и произнес:

— Прошу прощения, но, знаете ли, нужен моцион, не могу долго сидеть — позвонки не любят эдакой долгой позиции. — И он, заложив руки за спину, начал свою речь. — Во-первых, прошу учесть, что молодой человек, на мой взгляд, не способен совершить такой свинский поступок по отношению к деду. Да, характеристика внука не ахти какая, но я думаю, не настолько плохая, чтобы совсем не жалеть деда. Во-вторых, вы никогда не сможете доказать, что Ньюка виноват в гибели генерала. Можно, конечно, попробовать, но без его признания сделать его виновным — это сплошная утопия. Таким образом, молодого человека по имени Ньюка мы с вами тоже можем исключить из вашего списка. Что у нас остается, как говорят химики, в сухом остатке? Только эта девица. — Порфирий Петрович остановился у окна. — Прекрасный парк, и место для ансамбля выбрано великолепно! Умели же наши предки строиться, элегантно вписаться в природу.

Порфирий Петрович с минуту молчал, разглядывая лесные дали.

— Только эта девица, — повторил он. — И что же мы, точнее — вы можете с ней совершить? Девица знает, что ей нужно, и, наверное, добьется своего. Этот мальчик от нее не отвертится. Может, это и хорошо: оторвется от своих нетрадиционных друзей. Вот вам и «в-третьих»: нет смысла искать эту личность, которая сообщила правду нашему генералу. По крайней мере, генералу это уже не поможет. Семье это тоже не нужно. Вот и весь сказ.

Порфирий Петрович закончил равномерное движение по пространству кабинета, разместился за столом и, уперев подбородок о тыльные стороны ладоней, застыл в ожидании реакции Юсты, а она подумала: «Умеет говорить и убеждать этот Порфиша!»

— Ну, что же, — произнесла она вслух, — предположим, что девушка не рассказала пациенту о его состоянии. Предположим, она не захотела давить на Ньюку, закрепить, так сказать, свои права на него, поэтому она не сообщила деду о своих отношениях с его внуком. Из этого разве следует, что мы, то есть я должна так и закончить дело безрезультатно, не найдя виновных?

— Так-так, — пробормотал Порфирий Петрович. — Вы словно епитимью на себя возложили, наказали себя этим делом за какие-то грехи. Зачем?

— Зачем? — повторила Юста. — Это мой долг — довести дело до конца. А наказание? Не за что мне себя наказывать.

— Было бы наказание, а грехи найдутся, — заметил Порфирий Петрович и добавил: — Зря вы так сказали: «…закончить дело безрезультатно». Вы сделали огромное благо — сняли обвинение с этой женщины. Вот вам и результат. Вы, молодые, иногда пробегаете мимо, не замечая, что вокруг происходит. Остановитесь, посмотрите вокруг. Насладитесь тем, что есть. — Порфирий Петрович неожиданно загрустил и произнес: — Вот, послушайте старого человека: я прочту вам стихи. Знаете ли, иногда тянет на философскую грусть:

«Когда закончится житьё,

Нас остановят у порога.

Мы сбросим старое хламьё

И встретим, может быть, и Бога.

С врагами мы поговорим

Без ругани, не пряча лица,

И с другом мы договорим

До самой точки, без амбиций.

Всё в прошлом. Суета ушла,

Все, кто был с нами, снова рядом.

И не вернется уж тоска,

И не уйдет с печальным взглядом.

Но что-то беспокойно нам:

Не то, не так мы сотворили.

Не в тот ходили, может, храм,

А может, и совсем не жили.

Кто нас рассудит? Кто поймет?

Кто принесет нам всем свободу?

От нас, быть может, не уйдет,

В любую страшную погоду?

Обнимет тихо и без слов,

Простит за всё, что сотворили,

За то, что было много снов,

За то, что просто тихо жили».

Они некоторое время сидели молча. Юста никак не ожидала услышать такого от Порфирия Петровича.

— Вы еще и поэзией увлекаетесь? — осторожно спросила она.

— Очень редко. Почитываю. А это, что прочел, для меня очень трогательное, — ответил он. — Кстати, нашел я это стихотворение в журнале вашего Крео — кажется, он и автор.

— Ого! — ответила Юста. — Вы много знаете обо мне. Гораздо больше, чем я о вас. Это меня настораживает.

— Это не удивительно, — ответил Порфирий Петрович. — Я готовился к встрече с вами — так сказать, фору имел, — а у вас преимущества не было.

— Это весьма логично, — сказала Юста. — Преступление всегда имеет преимущество, но только в самом начале.

Порфирий Петрович от этих слов поморщился, как-то криво улыбнулся и произнес:

— Надеюсь, я еще не попал в ваш список преступников?

— Нет, что вы! Не попали. Прошу прощения за неудачную шутку, — ответила Юста. — Предлагаю завершить посиделки, а то наши подопечные внизу измаялись, ожидая нас.

— Да, совершенно с вами согласен. Правда, хотелось бы узнать: всё-таки, каково ваше решение? Согласны ли вы мирно закончить это дело?

В кабинет неожиданно заглянула секретарша — сухая женщина невнятного возраста.

— Извините. Желаете ли чего-нибудь: чай, кофе? Может быть, что-то выпить?

Порфирий Петрович вопросительно взглянул на Юсту, а та в ответ произнесла:

— Мы уже попили или мы еще что-то хотим?

— Мы уже ничего не хотим. Спасибо, — ответил за двоих Порфирий Петрович.