Рифмовщик

Старший наряда, ожидая его, снова остановился. А он лежал на жестком снегу и уже несколько минут не мог подняться. Он закрыл глаза, и мысли его устремились в то далекое детство, когда он гонял по пригородным горкам на своих легких лыжах. Лыжи у него были классные — слоеные с жесткими креплениями, не то что нынешние, выпиленные из простой доски. Да и палки он долго выбирал в магазине и всё-таки нашел тонкие, бамбуковые, легкие и прочные. А местные палки могли бы пригодиться для войны и для прочной мебели. Толстые и тяжелые, они явно не годились для бега по лыжне.

Он открыл глаза. Старший так и стоял метрах в пятидесяти от него и нетерпеливо ждал, когда он поднимется.

«Как только я встану, он сразу ринется вперед, — подумал он, — и опять придется гнаться за ним и, наверное, через полкилометра падать от усталости в снег».

Он приподнял голову. Впереди был ровный участок реки, и где-то там, километров за десять, находился пока еще невидимый их финиш. Он мысленно поменял всё свое снаряжение. Теперь на нём были его лыжи и черные ботинки. Легкие бамбуковые палки лежали рядом на снегу. Вместо ватных штанов, армейского бушлата и серой шапки-ушанки на нём были лыжные шаровары, домашний свитер, а на голове ощущалась маленькая вязаная шапочка. Он легко поднялся, встал на лыжню — боль в мышцах прошла; оттолкнулся двумя палками и заскользил по накатанному следу. Сегодня он угадал со смазкой — лыжи двигались отменно, без отдачи. Он набрал ход — и уже через пятнадцать минут, не более, догнал старшего. Скорость была высока, его лыжи наезжали на концы лыж впереди идущего. На школьных соревнованиях в таких случаях, когда не было параллельной лыжни, впереди идущий должен был уступить дорогу. Старший не уступал — по его напряженной спине было видно, что он изо всех сил старается увеличить скорость, но это ему не удавалось. Через километр такой гонки старший, зацепившись за неудачно поставленную палку, упал в снег, а он остановился сзади и мысленно вернул себе всё военное снаряжение. Теперь на нём снова красовались серые валенки, ватные штаны, защитного цвета бушлат и всё остальное для службы, автомат висел сзади за спиной — то есть всё, что положено иметь дозорному, было на месте. Он обошел лежащего старшего, оперся грудью о палки и ждал, пока тот встанет. Старший тяжело дышал, он еще с минуту восстанавливался, а затем зло выдавил из себя:

— Ты, салага, сильно бежишь. Будешь идти сзади в пяти метрах, как положено. Меня давить не надо. Понял?

— Понял, — ответил он и, когда старший встал на лыжню, расположился сзади. Он уже привычно вернул себе свое школьное снаряжение и легко заскользил за старшим, не приближаясь и не отставая от него.

От равномерного движения пришли спокойствие и уверенность. Морозный воздух бодрил. Солнце из-за марева тонких облаков не слепило, освещая весь их еще пока что долгий путь. До береговых ив, где они должны были свернуть к селу, было еще далеко. Это место только-только, едва заметно, развиднелось тонкой узкой полоской в морозной туманной дымке.

Он видел, как старший идет впереди не ускоряясь, — наверное, он наконец-то понял, что не стоит устраивать гонки в дозоре. А сам он скользил по лыжне, то толкаясь обеими палками, то попеременно широкими классическими шагами двигался вперед. Он шел и думал:

«Вот так можно идти далеко-далеко, не останавливаясь». А когда он выйдет к селу, он не будет пить много воды, чтобы не ослабеть.

Старшего он отправил далеко вперед и смотрел ему вслед, пока маленькая фигурка не превратилась в еле различимую точку, а потом и вовсе исчезла. Он остался один. Он шел и улыбался. Он был счастлив в этом белом пространстве. Он рифмовал. Все беспокойные мысли ушли. Была только долгая дорога, и он легко скользил по лыжне, уходящей за горизонт.

* * *

Администратор суетливо крутился вокруг него, когда его вынимали из кокона.

— Это ж надо!.. Ну никак не ожидал! Погубил он нас! Погубил… — администратор повторял эти слова и растерянно смотрел на обездвиженное тело, которое лаборанты аккуратно уложили на каталку. Администратор запаниковал и шепотом обращался ко всем, кто появлялся в иллюзионном зале:

— Почему не вернулся? Почему? Теперь точно закроют…

Кто-то сзади тихо сказал ему на ухо:

— Шеф, надо вызвать медиков.

— Вызывайте, — махнув рукой, ответил администратор. Он, наклонившись над лежащим клиентом, долго рассматривал его лицо, пытаясь понять, где находится этот маэстро. А маэстро тихо лежал с закрытыми глазами и улыбался — он рифмовал:

Не стоит торопиться,

Когда в конце не видно света,

Когда одни и те же лица

Идут по кругу без ответа.

Не стоит к истине стремиться,

Когда понятья исчезают,

Когда стареющие лица —

И те так мало в жизни знают.

И всё же праздник ожидаем,

И праздник этот приближаем,

И ищем, ищем беспокойно

Всё то, что кажется достойным…

На морозном воздухе рифмы складывались сами собой, и он продолжил:

Не торопись, идущий по дороге:

Длинна твоя тропинка в бурях.

Дыши и наслаждайся! Грозные отроги Еще тебе отсюда не видны,

Еще сегодня бурные пороги За поворотом скрыты до поры.