Рифтеры

– Джесс, не проверишь один код? – и выслал отправленную Гонгкувером последовательность распознавания.

– Получил.

– Он достоверен?

– Проверку прошел. А что?

– Да так, получил вызов на маршрут посредине океана, который закончится часа в три ночи. Восьмикратная оплата. Просто стало интересно, может, это чей‑то злой розыгрыш.

– Ну, если и так, тогда у роутера тоже развилось чувство юмора. Эй, они туда могли поставить зельц.

– Точно. – Лицо Рэя Стерикера вспышкой пронеслось перед глазами.

– Так, что за работа? – спросил Джесс.

– Не знаю. Переправить что‑то, наверное, но почему надо делать это посредине ночи – ума не приложу.

– Странные пошли дни.

– Ага. Спасибо, Джесс.

– Да не за что.

«Да, странные пошли дни». Водородные бомбы взрываются по всему дну, трафик там, куда никто до этого не ходил, и отсутствие всякого движения там, где некогда все грохотало. Внезапные пожары и подпаленные беженцы, ошлакованные доки. Торпеды с коктейлем из ротенона и гигантские рыбы. Пару недель назад Кита летал на Мендосино и видел, как там один парень пескоструем сдирал с груза отметку о радиационной опасности.

«Все побережье становится слишком опасным. Н’АмПасифик сгорит, прежде чем его затопит».

Но в этом и прелесть работы фрилансером. Он мог собрать вещички и уйти, оставить этот чертов берег за плечами, блин, мог вообще свалить из Северной Америки. Есть же Южная. Или Антарктика, если подумать. Надо серьезно обдумать эту возможность.

Сразу после этого рейса.

РАЗБРОС

Она находит его на дне. Он ищет вот уже несколько часов; на сонаре видна траектория: туда‑сюда, взад‑вперед, от карусели к киту, затем обратно, по всей запутанной географии самого Жерла.

Один. Совсем один.

Она ощущает отчаяние за пятьдесят метров. Его отблески светятся в разуме по мере того, как «кальмар» подводит ее все ближе. Вины. Страха.

И чем она ближе, тем больше чувствуется злость.

Головной фонарь выхватывает небольшой инверсионный след на дне, ил, оседающий, пробужденный от миллионолетнего сна. Кларк изменяет курс, следуя по нему, и выключает луч. Вокруг нее смыкается тьма. На таком расстоянии фотоны избегают даже глаз рифтеров. Она чувствует, как он кипит впереди. Когда Лени подплывает к нему, вода крутится спиралями невидимой турбулентности. «Кальмар» содрогается, столкнувшись с кулаками Брандера.

– Держи эту хрень подальше отсюда! Ты же знаешь, она ему не нравится!

Она выключает зажигание. Тихий гидравлический визг затихает.

– Извини. Я просто подумала…

– Твою мать, Лен, не ожидал этого от тебя! Ты хочешь его рассердить? Хочешь, чтобы он подлетел в долбаную стратосферу, когда эта штука рванет?

– Извини. – Когда он не отвечает, она добавляет: – Я не думаю, что он здесь. Сонар…

– Сонар ни хера не стоит, если он на дне.

– Майк, ты не найдешь его, копаясь тут в темноте. Так далеко мы полностью слепы.

Волна пистолетных щелчков проносится по ее лицу.

– Для близких расстояний у меня есть вот это, – отвечает машина в горле Брандера.

– Я не думаю, что он здесь, – снова повторяет Кларк. – И даже если он здесь, то вряд ли он позволит тебе подойти близко после…

– Это было давным‑давно, – жужжит в ответ тьма. – Только потому что ты до сих пор лелеешь обиды со второго класса…

– Я не это имела в виду, – она пытается говорить тихо, но вокодер обдирает голос до мягкого скрежета. – Я имела в виду, что прошло столько времени. Он зашел слишком далеко, мы даже на сонаре его больше не видим. Я не уверена, что он подпустит хоть кого‑то из нас близко к себе.

– Мы должны попытаться. Мы не можем его тут бросить. Если бы я сумел настроиться на него…

– Он бы не смог настроиться в ответ, – напоминает Кларк. – Он ушел до того, как мы изменились. И ты знаешь об этом!

– Иди на хер! Не в этом смысл!

Но нет, именно в этом, и им обоим это известно. Неожиданно Лени понимает кое‑что еще: часть ее наслаждается болью Брандера. Она сражается с ней, старается не обращать внимания на собственное прозрение, потому что единственный способ утаить его от Майка – это скрыть от самой себя. Но Кларк не может.

Нет, не так: она не хочет. Майк Брандер, всем известный борец с извращенцами, самодовольный, самоназначенный мститель за свою поруганную жизнь, наконец‑то получает небольшую расплату за то, что сделал с Джерри Фишером.

«Сдавайся, – хочется ей крикнуть. – Джерри умер. Разве ты не настроился на него, когда этот урод Скэнлон держал его в заложниках? Разве не почувствовал, насколько тот стал пустым? Или все это слишком много для тебя, и ты просто смотрел в другую сторону? Ну так вот тебе краткая выжимка, Майки: он больше не человек и не может понять твои топорные жесты искупления.

Не будет тебе отпущения грехов, Майк. Уйдешь с этим в могилу. Справедливость – такая сука, да?»

Она ждет, пока он ощутит ее, почувствует, как презрение размывает это лихорадочное болото вины и жалости к самому себе. Но этого не происходит. Брандер купается в собственной симфонии и просто не замечает ничего вокруг.

– Черт, – тихо шипит Лени.

– Прием, – вызывает Наката, ее голос так далеко. – Всем прием.

Кларк увеличивает громкость и связь:

– Элис? Лени.