Рифтеры

как фауна, спасшаяся бегством через один портал, вынырнула из другого и в растерянности закружила на месте;

как посреди хаоса открылся канал и с Небес воззвал голос:

– Здравствуй, Актиния.

– Мы не разговариваем с тобой. – Бесполый, без выражения голос. Заданный по умолчанию.

Она все еще терзала учетные записи, но теперь десятком разных способов одновременно: аккуратно под­делывая, атакуя в лоб и применяя все промежуточные варианты. Ничего не сработало, но Дежарден был все равно впечатлен. Актиния оказалась чертовски умна.

Так же умна, как плетущий сеть паук, слепо подчи­няющийся удовлетворению своих жизненных потребно­стей. Как птица, рассчитывающая груз семян в клюве до третьего числа после запятой в зависимости от ветра и расстояния.

– Нет‑нет, тебе просто необходимо поговорить со мной, – мягко произнес Дежарден. – Ибо я есть Господь. – Он выловил наугад местного зверька, маркировал и отпустил на свободу.

– Кончай фонить, кретин. Лени Кларк – вот Господь. – Косяк рыб, стая перелетных птиц настолько сложны, что для их полного понимания необходимы матричная алгебра и вычислительные машины. Голосовой код Актинии шел откуда‑то изнутри.

– Кларк не Господь, – возразил Дежарден. – Она чашка Петри.

Фауна по‑прежнему просачивалась сквозь циклические шлюзы, но уже более упорядоченно, как будто систематически изучала их, эволюционируя на ходу. Дежарден переключился на маркированный сегмент. У него уже появились потомки, и каждый из них нес Каинову печать, дарованную родителю.

Двести шестьдесят поколений за четырнадцать секунд. Неплохо.

«Спасибо тебе, Элис. Если бы не твоя тирада про танцующих пчел, кто знает, когда бы я догадался...»

– Может быть, тебе нужна демонстрация? – произнес рой. – Ты хочешь спецэффектов, да?

И она была права. У генов есть собственный разум. Они могут так перепаять муравья, что он начнет возде­лывать фермы под землей, приручать стада тлей... даже захватывать рабов. Гены способны создавать столь изощренные рисунки поведения, что дай только время, и те будут граничить с гениальностью.

– Демонстрация, – ответил Дежарден. – Конечно. Удиви меня.

Время – вот где загвоздка. Гены неторопливы: чтобы освоить какой‑нибудь хитрый трюк для добычи пищи, им требуются тысячи поколений, а нормальному разуму – пять минут. Если уж на то пошло, потому‑то мозг и эволюционировал. Но когда сотни поколений укладываются в пределы одного зевка, у генов может появиться преимущество. Может, местная фауна учится говорить, используя лишь слепую и тупую логику естественного отбора, – а бедный неуклюжий кусок мяса на другом конце провода и не подозревает, что за время их бол­товни сменились многие поколения.

– Я жду, – отозвался Дежарден.

– Лени Кларк – не демонстрация. – Рой вихрем кружился в террариуме. То ли у Дежардена разыгралось воображение, то ли вихрь на самом деле начал блекнуть.

Он улыбнулся:

– Бесишься, да?

– Хлебов и рыб Актинии.

– Но ты не Актиния. Ты всего лишь крохотная ее часть, и к тому же совсем одна...

Конечно, времени как такового недостаточно. Эволюции нужна вариативность. Мутации и перестановки для создания новых прототипов, изменчивая окружающая среда для выпалывания негодных и преображения выживших.

– Кларк, Лени. Вода начинает мерцать таким холодным, радиоактивным светом...

Жизнь может какое‑то время существовать и в четырех стенах, но не эволюционировать. На популяции в террариуме Дежардена начал сильно сказываться инцест.

– Хардкор бесплатно педоснафф, – бормотал рой. – Нилось одинна.

Бессчетное число особей. Они наталкивались друг на друга, размножались. Стагнировали.

Все это лишь паттерн.

– Навалом, – произнесла фауна и замолкла.

Только тогда Ахилл понял, что уже несколько секунд

сидит неподвижно, и даже забыл, что надо дышать. Он медленно выдохнул.

– Ладно, – шепнул он, – а ты, оказывается, не очень умный. Только действуешь будто ты такой...

РОДСТВЕННАЯ ДУША

Кто‑то барабанил в дверь. Кто‑то определенно не понял намека.

– Кайфолом! Открой!

«Проваливай», – подумал Дежарден. Он отправил свои находки остальным членам команды «Актиния», географически разбросанной группе правонарушителей, которых он никогда не встречал во плоти и, вероятно, никогда не встретит. «Я прижал урода. Я его вычислил».

– Ахилл!

Он неохотно откинулся на спинку кресла и большим пальцем открыл дверь, даже не взглянув назад.

– Что тебе надо, Элис?

– Лерцман убит!

Дежарден развернулся:

– Шутишь?!

– Ему пробили спинной мозг. – В широко раскрытых миндалевидных глазах Джовелланос плескалась тревога. – Его нашли сегодня утром. Мозг уже был мертв, и Лерцман просто лежал там, умирая от истощения. Кто‑то воткнул ему иглу в основание черепа и искромсал белое вещество...

– Господи! – Дежарден поднялся. – Ты уверена? В смысле...

– Ну конечно, я уверена, а ты думаешь, сочиняю? Это был Лабин. Это точно он, именно так он тебя и выследил, так...

– Да, Элис, я понял. – Ахилл шагнул к ней. – Спасибо... спасибо, что сказала. – Он начал закрывать дверь.

Она просунула ботинок в дверной проем.

– То есть? Больше тебе сказать нечего?