Рифтеры

– Заодно бы и выяснила, что на душе у Нолан, раз уж тебя так волнуют ее мотивы.

– Ее мотивы мне известны. Ни к чему гробить химию собственного мозга, чтоб в них увериться.

– С точки зрения медицины риск минимальный, – напоминает он.

– Не в том дело. Это ничего не докажет. Ты же зна­ешь, Лабин, что конкретные мысли читать невозможно.

– Тебе бы и не пришлось. Достаточно считать чув­ство вины...

– Нет, я сказала!

– Тогда не знаю, что тебе посоветовать. – Он снова отворачивается. В луче фонаря трубы резервуара похожи на крошечную контрастную модель опрокинутого на бок города. Под пальцами Лабина с шипением вспыхивает крошечное солнце, на секунду Кларк слепнет. К тому вре­мени, как ее линзы приспосабливаются, поверхность бака уже вся освещена. Лучи преломляются в воде, та мерцает, словно марево в жаркий день; будь глубина меньше, уже взорвалась бы паром.

– Есть еще один способ, – жужжит она. Лабин вы­ключает горелку паяльника.

– Есть. – Он оборачивается к ней. – Но я бы не слишком на него надеялся.

Давным‑давно, когда трейлерный парк только соби­рался, кто‑то додумался превратить один пузырь в боль­шую столовую: ряд циркуляторов, пара разделочных столов для отважных и несколько складных столиков, в обдуманном беспорядке разбросанных по палубе. Пред­полагалось, что все это создаст эффект кафе под откры­тым небом. На деле получилось нечто вроде кладовки, куда сваливают на зиму мебель.

Но кое‑что прижилось – сад. За это время он покрыл половину внешней палубы: кучка вьющихся растений освещена лампами‑подпорками с солнечным спектром – палки похожи на скрытые в листве светящиеся бамбучины. Это даже не гидропоника, маленькие джунгли произраста­ют в ящиках с сочной темной землей – на самом деле это диатомовый ил с органическими добавками. Почва была довольно скудной, но на ней теперь отложились слои ком­поста, беспорядочно распространившись поверх обшивки.

Из всех атмосферных пузырей на хребте здесь самый приятный запах. Кларк распахивает люк и глубоко вдыхает. В этом вдохе удовольствия только половина: вторая поло­вина – решимость. Грейс Нолан смотрит на нее с даль­него конца оазиса, где подвязывала плети чего‑то, что до вмешательства генетиков могло быть стручковым горохом.

Однако под непрозрачными глазами Нолан играет улыбка.

– Привет, Лени!

– Привет, Грейс. Думаю, хорошо бы нам поговорить.

Нолан забрасывает в рот стручок: гладкая черная ам­фибия кормится в пышной зелени древнего болота. Жует она, пожалуй, дольше, чем необходимо.

– Насчет...

– Насчет «Атлантиды». И твоих анализов крови. – Кларк переводит дыхание. – И твоих претензий ко мне.

– Боже мой, – возражает Нолан, – к тебе никаких претензий, Лен. Бывает, люди ссорятся. Ничего особен­ного, не принимай все так всерьез.

– Ну и ладно. Тогда поговорим о Джине.

– Конечно. – Нолан, выпрямившись, снимает с пе­реборки стул и раскладывает его. – А заодно про Сала, Лайджа и Лани.

«Уже и Лани?»

– Ты думаешь, виноваты корпы?

Нолан пожимает плечами.

– Я этого не скрываю.

– И откуда такие выводы? Нашла что‑нибудь в крови?

– Мы пока собираем образцы. Кстати, Лизбет обос­новалась в медпузыре, можешь сдать анализы. По‑моему, стоит.

– А если ничего не найдете? – интересуется Кларк.

– Я и не жду, что найдем. Седжер не так глупа, чтобы оставлять следы. Но как знать.

– Ты же понимаешь, что корпы, возможно, ни при чем?

Нолан откидывается на спинку стула, потягивается.

– Милочка, сказать не могу, как я удивлена, что слы­шу такое от тебя.

– Тогда дай мне доказательства.

Нолан с улыбкой качает головой:

– Вот тебе для примера. Скажем, ты плаваешь в во­дах, где водятся акулы. Здоровенные гадины с треуголь­ными плавниками кишат вокруг, разглядывают тебя, и ты понимаешь: не рвут на части только потому, что у тебя наготове дубинка, а они знают, что дубинка вытворяет с такими рыбинами. Так что они держатся на расстоянии, но от этого ненавидят тебя только сильнее, правда ведь? За то, что ты уже убивала им подобных. Эти акулы дале­ко не глупы, но очень злопамятны. Так вот, плывешь ты себе среди всех этих холодных мертвенных глаз и зубов, и видишь... скажем, Кена. Вернее, то, что от него оста­лось. Обрывок кишки, половина лица, опознавательная нашивка, плавающая среди акульих туш. Ну и как, Лен, сойдет такое за доказательство? Или ты скажешь: нет, это ничего не доказывает, я ведь не видела, что тут про­изошло. Скажешь: давайте воздержимся от поспешных выводов...

– Довольно паршивая аналогия, – тихо говорит Кларк.

– А по‑моему, охрененная.

– И что ты намерена делать?

– Я могу сказать, чего я делать не намерена, – заве­ряет ее Нолан. – Не стану сидеть спокойно, полагаясь на доброту корпов, пока все мои друзья превращаются в падаль.

– Тебя об этом кто‑нибудь просит?

– Пока нет. Но думаю, скоро попросят.

Кларк вздыхает.

– Грейс, я прошу, ради нас всех...

– Да пошла ты на хрен, – резко перебивает Нолан. – Тебе насрать на всех нас.

Словно кто‑то щелкнул выключателем. Кларк изумле­но разглядывает Нолан, та отвечает ей пустыми глазами, дрожа в припадке ярости.