Рифтеры

В Ганцфельде очень тихо. Обычно височные и затылочные доли кишат информацией, поступающей извне, и сигналы эти настолько сильны, что затапливают любое сопротивление. Когда же они умолкают, то разум иногда способен различить даже слабейшие шепоты во тьме. Например, он воображает сцены, которые имеют любопытное сходство с теми, что сияют на экране телевизора в какой‑нибудь отдаленной комнате. Или чувствует приглушенное эмоциональное эхо, знакомое, но каким‑то образом полученное не из первых рук.

Статистика предполагает, что эти ощущения нельзя отнести полностью на счет воображения. Эксперты предыдущего десятилетия – люди, похожие на Ива Скэнлона, которым просто не повезло родиться в правильном месте и в правильное время, – даже нашли, откуда конкретно приходят эти шепоты.

Оказалось, протеиновые микротрубочки, пронизывающие каждый нейрон, действуют как приемники для определенных слабых сигналов на квантовом уровне. Оказалось, сознание само по себе – квантовый феномен. В определенных обстоятельствах разумные системы могут взаимодействовать напрямую, минуя обыкновенного сенсорного посредника.

Не самый плохой результат для чего‑то, что началось сто лет назад с половинок шариков для пинг‑понга, примотанных к глазам.

Ганцфельд. Вот билет. Не говори о легкости, с которой эти создания смотрят сквозь тебя. Забудь про цель; расчлени процесс.

Возьми над ним контроль.

Мне кажется, здесь работает своего рода эффект Ганцфельда. Темное невесомое глубоководное окружение, возможно, истощает чувства настолько, что резко увеличивает отношение сигнал/шум.[35] Согласно моим наблюдениям, можно предположить, что женщины могут быть более чувствительны к этому, чем мужчины, что соответствует большим размерам их мозолистого тела и следующему из этого преимуществу в скорости обработки внутрикортикальных процессов.

Что бы ни было причиной этого феномена, на меня оно еще не повлияло. Возможно, для этого просто нужно время.

А, и еще одно. Я так и не нашел ни одной записи о том, что Карл Актон пользовался медицинским сканером. Я спросил об этом Кларк и Брандера; никто из них не смог вспомнить, что Актон действительно пользовался машиной. Принимая во внимание количество зафиксированных травм у других участников, мне это кажется удивительным.

Ив Скэнлон сидит за столом и заставляет себя есть. Рот его полностью сух. Он слышит, как вампиры двигаются внизу, потом идут по коридору, шевелятся прямо за спиной. Он не поворачивается. Нельзя показывать слабость. Нельзя выдавать, насколько он неуверен в себе.

Сейчас‑то он знает, вампиры – они как собаки. Могут почуять страх.

Голова полна сэмплированных звуков, крутящихся бесконечными петлями. «У тебя тут друзей нет, Скэнлон. Не надо превращать нас во врагов». Это Брандер, пять минут назад, прошептавший на ухо Иву, прежде чем спрыгнуть в дежурку. И Карако – «клик, клик, клик» – кухонным ножом по столу, пока он даже собственных мыслей расслышать не мог. Наката, этот ее глупый смех. И Патриция Роуэн, где‑то в воображаемом будущем, усмехается: «Ну, если вы даже самое обычное задание не смогли выполнить, не подняв бунт, неудивительно, что мы вам не доверяем…»

Или иной вариант в другой реальности, краткий звонок в Энергосеть: «Мы потеряли Скэнлона. Извините».

А под всем этим протяжный, пустой, ледяной звук, ползущий, скользя, по полу его мозга. Эта тварь. Вещь, о которой никто не говорит. Голос в бездне. Сегодня оно звучало так близко, что бы это ни было.

Хотя все его переживания для вампиров не имеют никакого значения. Они запечатывают костюмы, подбирают ласты, вываливаются наружу по одному и по двое, оставляют его. Они идут туда, к этому стонущему существу.

Скэнлон думает, перекрикивая голоса в голове, сможет ли оно залезть внутрь. Не та ли сегодня ночь, когда они приволокут эту тварь с собой.

Вампиры ушли. Не осталось никого. Через какое‑то время даже звуки в голове психиатра затухают. Почти все.

«Безумие. Я не могу здесь просто сидеть».

Только одного голоса он сегодня не слышал. Кларк во время фиаско сидела и молчала, наблюдая. Прекрасно, они прислушиваются к ней. Говорит она редко, но, когда делает это, все обращают внимание. Скэнлону интересно, о чем Лени беседует с ними, когда его нет рядом.

«Не могу я просто сидеть здесь. И ведь все не так плохо. И никто мне прямо не угрожал…

У тебя тут друзей нет, Скэнлон.

…по крайней мере, не прямо».

Ив старается понять, где же допустил ошибку. Предложение казалось вполне разумным. Возможное сокращение периодов пребывания под водой не должно было настолько оттолкнуть их. И даже если они привыкли, привязались к этому проклятому месту, это же всего лишь предложение. Скэнлон из кожи вон вылез, пытаясь не допустить угрожающих интонаций. Может, они разозлились на его замечание о беспечности по отношению к технике безопасности? Но это же старые новости; они не только знали об этом, но и чуть ли не бравировали своим пренебрежением правилами.

«Да кого я обманываю? Не тогда я их потерял. Про Лабина не надо было упоминать, использовать в качестве примера».