Рифтеры

– Но тебе сначала надо все увидеть, что для меня несколько портит эффект. А по большому счету, там одни большие смутные провалы.

– А. – Призрачная улыбка. – Для меня это не проблема. Мир кажется мне слишком туманным даже наяву.

– Ну, – робко улыбается Кларк в ответ. – Как тебе удобно.

Опять тишина.

– Я просто хочу знать, – наконец говорит Наката.

– Понимаю.

– Ты знаешь, что произошло с Карлом. Это было плохо, но ты знала.

– Да.

Наката смотрит вниз. Кларк следит за ее взглядом и замечает, что накрыла руками ладони Элис. Похоже, это какой‑то жест поддержки. Чувствуется вполне нормально. Она нежно сжимает их.

Наката поднимает голову. Обнаженные темные глаза почему‑то все еще удивляют.

– Лени, она не отрицала меня. Я уходила в себя, смотрела сны, а иногда просто сходила с ума, и она со всем мирилась. Она понимала. Понимает.

– Мы – рифтеры, Элис. – Кларк сомневается, но решает рискнуть: – Мы все понимаем.

– Кроме Кена.

– Знаешь, я думаю, Кен понимает больше, чем нам кажется. И не считаю, что он ничего не чувствует. Он на нашей стороне.

– Лабин очень странный. Он здесь не по тем же причинам, что и мы.

– А по каким же?

– Они засунули нас сюда, потому что здесь нам место, – Наката шепчет. – А Кена, мне кажется… они просто не осмелились отправить его куда‑то еще.

Брандер идет вниз, когда Лени возвращается в кают‑компанию.

– Как Элис?

– Видит сны. С ней все в порядке.

– Никто из нас не в порядке, – отвечает Майк. – Наше время сочтено, если тебе интересно мое мнение.

Кларк хмыкает:

– Где Кен?

– Ушел. И больше не вернется.

– Что?

– Он ушел. Как Фишер.

– Ерунда. Кен – не Фишер. Он совершенно на него не похож.

– Мы знаем это. – Брандер тычет большим пальцем в сторону потолка. – Они – нет. Он ушел. По крайней мере, Кен хочет, чтобы такую историю мы продали наверх.

– Зачем?

– Ты думаешь, эта сволочь сказала мне? Я согласился ему подыграть, но могу тебе сказать, что уже начинаю уставать от такого маразма. – Майк спускается еще на пролет, оглядывается. – Я и сам иду наружу. Хочу проверить карусель. Думаю, там сейчас идут серьезные наблюдения.

– Против компании не возражаешь?

Брандер пожимает плечами:

– Нет.

– На самом деле, – замечает Кларк, – теперь нам не слишком‑то подходит слово «компания», правда? Может, нам лучше стать… как их там…

– Союзниками?

Она кивает:

– Союзниками.

КАРАНТИН

ПУЗЫРЬ

Уже неделю мир Ива Скэнлона – это прямоугольник шесть на восемь метров. За все это время он не видел ни единой живой души.

Зато полно призраков. Лица скользили по рабочей станции, полные радостной заботы о его комфорте, диете, осведомлялись, не слишком ли неприятной была последняя желудочно‑кишечная проба. Встречались и полтергейсты. Иногда они овладевали медицинским телеоператором, свисающим с потолка, заставляли его плясать, колоть, красть обрывки плоти с тела Скэнлона. Они говорили столь многими голосами, но в их словах было так мало смысла.

– По‑видимому, все будет прекрасно, доктор Скэнлон, – как‑то произнес телеоператор, говорящий экзоскелет. – Обыкновенный предварительный доклад из Вашингтон/Рэнд, какой‑то новый патоген на рифте, скорее всего, доброкачественный…

Или приятным женским голосом:

– У вас прек… хорошее здоровье; я уверена, вам не о чем беспокоиться. И все‑таки вы знаете, насколько осторожными приходится быть в наши дни. Даже угорь может мутировать в чуму, если ему позволить, хе‑хе‑хе… А теперь еще пару сантиметров…

Спустя несколько дней Ив прекратил спрашивать.

Что бы там ни было, он понимал – это серьезно. В мире обитала масса опасных микробов, новые плодились случайно, старые вырывались из темных уголков планеты, а обычные мутировали в невиданные ранее формы. Скэнлон уже попадал пару раз в карантин. Да многие попадали. Обычно в процессе участвовали люди в телесных презервативах, сестры, обученные поддерживать дух своевременной шуткой. Он никогда не слышал о ситуации, когда все операции осуществлялись с помощью дистанционного управления.

Может, все дело в безопасности. Энергосеть не хотела, чтобы новости просочились наружу, поэтому минимизировала количество задействованного персонала. А может… может, потенциальная угроза оказалась настолько велика, что они не хотели рисковать живыми техниками.

Каждый день Скэнлон обнаруживал какой‑нибудь новый симптом. Одышка. Головные боли. Тошнота. Он был достаточно проницателен и задавал себе вопрос, реален ли хоть один из них.

Со все возрастающей частотой ему приходила в голову мысль, что он не выберется отсюда живым.

Нечто похожее на Патрицию Роуэн призраком маячило на экране время от времени, задавая вопросы о вампирах. Даже не призраком на самом деле. Симуляцией, замаскированной под плоть и кровь. Ее машинная природа проявлялась в еле заметных повторах, подражательных разговорных циклах, фиксации на ключевых словах в ущерб концепциям. Оно интересовалось, кто там был за главного? У Кларк больше веса, чем у Лабина? А у Брандера? Как будто кто‑то мог проникнуть в суть этих искаженных фантастических созданий с помощью пары неумелых вопросов. Сколько лет понадобилось Скэнлону, чтобы достичь своего уровня компетенции?