Памятники с такой лобовой символикой и с таким пафосным исполнением редко удерживаются в рамках вкуса, а монумент подобного роста в центре Cтарого и стильного города практически лишен шансов выглядеть уместно. Но знаменитому скульптору Карлису Зале и архитектору Эрнесту Шталбергсу удалось почти невозможное. Памятник, открытый 18 ноября 1935-го, в семнадцатую годовщину независимости, непомерен, прямолинейно-пафосен (недаром надпись на его постаменте «Tevzemei un Brivibai», «Отчизне и Свободе», взяла в качестве названия здешняя ультранационалистическая партия), преисполнен немудрящей комиксовой символики (на постаменте – трудящиеся в лице рабочего, крестьянина и рыбака, богатырь Лачплесис, «прикованный герой», раздирающий цепи, наверху – Свобода в виде воздевшей руки зеленой девицы) – и при этом не вызывает эстетического отторжения.
Конечно, помпезность сооружения провоцирует на иронию – и ее в отношении главного нынешнего госсимвола всегда хватало: зеленую девушку панибратски прозвали Милдой, три звезды в ее руках трактовали как рекламу коньяка трехлетней выдержки, да залетная иностранная шпана, сдается, не случайно устроила себе туалет именно тут. Но самое известное сооружение времен Карлиса Улманиса, относившегося к Риге без особой бережности, не только не повредило городскому центру, но стало неотъемлемым его атрибутом.
Даже в сталинские времена, когда столь заметный и идеологически абсолютно чуждый символ «буржуазной Латвии» подумывали если не снести, то хотя бы убрать куда подальше, Милда устояла. За это принято благодарить уроженку Риги Веру Мухину, пятикратного лауреата Сталинской премии и автора монументального символа Москвы – «Рабочего и колхозницы». Сказалось, вероятно, и то обстоятельство, что соавтор Зале Эрнест Шталбергс был крупным советским чиновником от искусства, возглавлял правление Союза архитекторов ЛССР с 1945 года. Да и сам Зале, выпускник питерского ВХУТЕИНа, реализовывал в молодости ленинский план монументальной пропаганды, ваял Добролюбова и Гарибальди. Интересно, что в «буржуазной» Латвии, сменив большевистскую идеологию на патриотическую, он показал себя непревзойденным мастером той самой монументальной пропаганды – без всяких кавычек и без всякой иронии.
Ирония – недобрая ирония истории – в другом: свобода латвийской отчизны, увенчанная столь мощным символом в ноябре 1935-го, закончилась всего через четыре с половиной года – в июне 1940-го. Памятник Свободы стал памятником свободе.
Такова оказалась судьба всех реализованных крупномасштабных проектов конца 1930-х. Пройдя от Милды полтора квартала по Бривибас, увидишь напротив Христорождественского собора огромное, опять в квартал и опять сумрачное здание Кабинета министров
, перед которым время от времени безнадежно митингуют группки латвийских бюджетников. Возведенное в 1938-м как Дворец правосудия, оно вскоре пригодилось Совету министров Латвийской ССР.Пройдя по Бривибас еще квартал вперед, а потом по Дзирнаву (
Сгусток времени
Лучшее, что оставила Риге Первая республика, находится в отдалении от центра. Если ехать от него на северо-восток, в сторону Межапарка (например, на трамвае № 11), то по пути, между улицей Гауяс