— Где заплатят, любовь моя, ты ведь знаешь, как дорого жить, — промурчала женщина, обвела мужчин томным взглядом и с придыханием заговорила: — Как же много было приятного у нас, мои сладкие мальчики, помните⁈ Эти ночи… Эти порывы страсти, эти беззастенчивые прикосновения… Мы так хорошо провели вместе время, что теперь плод тех дней живёт и здравствует мне на радость. И я тут подумала, сладкие, что даже не знаю, на кого из вас больше похож мой сын. Может, поровну?
— Шермида, это не наш ребёнок! — нахмурился Нолан.
Он хотел убрать ногу из-под женской руки, но не мог себя заставить шевельнуться. В голове, помимо воли, крутились картинки прошлого: они втроём, чтобы не расходиться по домам после долгого рабочего дня, снимали вместе одну комнату и…
— Мне лучше знать, ты так не думаешь, котик?
Острые ногти царапнули внутреннюю сторону бедра, и Шермида, фыркнув, убрала руку. Нолан передёрнул плечами, будто сбросил с себя оцепенение. Женщина обратила свои ласки к Урмё, а тот забыл, как дышать. Но заговорила она не с ним, а с Фениксом, пристально глядя из-под длинных ресниц и с усмешкой на полных губах:
— Мне писали кое-что о моём малыше — любопытно, родные? Если верить одному письму, малыш чем-то похож на твоего, представляешь⁈
— Нет! Это не мой…— замотал головой Нолан, сердясь, а у самого горели уши и щёки.
— Прекрасная, где ты была всё это время? — Урмё взял её руки в свои, явно уводя тему подальше.
Женщина рывком притянула старшего детектива и пылко поцеловала, негромко постанывая, прогибаясь в спине. Нолану было больно на это смотреть. Он надеялся, что призрак прошлого больше не явится, но после вчерашней с ней встречи опасения начали грызть мужчину. Шермида отодвинула Урмё за волосы от себя и тихо спросила:
— Тебе рассказать всю правду по порядку или пожалеть твоё бедное сердечко, любовь моя?
В этот момент в зале разом все смолкли. Несколько человек ушли, оборачиваясь на троицу, некоторые отсели подальше.
— Может, не надо здесь об этом? — жёстко спросил Нолан.
— М-м, нет, дорогой, я хочу сделать это прямо здесь и сейчас! — Шермида потянулась к его ноге, но мужчина отпрянул.
— Давай поищем менее людное место для разговора? — Урмё тоже стал серьёзней: голос похолодел, брови сдвинулись, вокруг рта резко обозначились морщины.
— Не-а, как в старые добрые времена, любимый: мы будем здесь, пока я не уйду, как обычно, первой, — усмехнулась женщина и взялась за кружку.
Аппетита не было, казалось, у всех троих, они вяло давились сочным пирогом, прихлёбывая чай, женщина что-то напевала, мужчины обменивались настороженными взглядами, гадая, чего ожидать. Ели молча, и остальные гости тоже стали потише, будто прислушивались и наблюдали, вероятно узнав довольно известного в городе человека в рыжеволосом мужчине, со всё ещё горящим от поцелуя лицом.
— А я и не знал, что у тебя в роду были Энба-олени, — сказал Урмё, кашлянул, вытер губы платком.
— Не удивительно, сахарный…
Шермида чувственно облизала пальцы, кто-то за соседним столиком охнул, кто-то влепил ревниво пощёчину на вялое «Я же просто посмотрел, ну ты чего?..» Метис расхохоталась вслед спешно уходящей компании, томно посмотрела на Урмё. Тонкие пальцы скользнули по чёрному атласу корсажа, выше, к груди, между ключиц, к шее. Четыре клейма темнели на нежной коже, к которой так хотелось прикоснуться. Нолан себя ущипнул, разозлившись, отвёл взгляд. Шермида вытянула под столом ноги в тугих брюках и высоких сапогах, огладила бёдра, засунула между них ладони, будто замёрзла. Урмё торопливо расстегнул свой пиджак.
— Не надо, мой сладкий…
Она запрокинула голову, втянула воздух сквозь зубы, изящная шея белела в свете фонариков. Беззащитная шея, которую было так приятно ласкать… Да, когда-то все трое были настолько близки, что вспомнить об этом без стыда не получалось. Но даже тогда они, обнажённые друг перед другом, хранили в секрете даже самые очевидные вещи, негласно договорились не узнавать, не пытать, не расспрашивать, выжидая, когда каждый поделится сам. И, кажется, время пришло.
Шермида села, склонилась над столом, положила на руки подбородок и тихо произнесла:
— У Энба-оленей рога появляются к сорока годам, а у метисов и того позже. Но иногда, мои дорогие, и раньше. Если оказываешься на пороге смерти, рога быстро вырастают, придавая сил сражаться. У меня сошлось всё.