Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки

"Он был жизнерадостным человеком, не дававшим трудностям одержать верх над собой, — вспоминал о Зорге тогдашний представитель Коминтерна в Шанхае Герхард Эйслер. — Его отличало тонкое чувство юмора, порой он становился несколько ироничным. В тех ролях, которые ему приходилось играть в процессе выполнения задания, он чувствовал себя на редкость уверенно…

Он жил среди германских офицеров и слыл завсегдатаем офицерских казино. Таким образом ему удалось подготовить хорошую основу для своей разведывательной работы…"

О том же вспоминал Клаузен: "Рихард предпочитал носить удобные спортивные костюмы с брюками-гольф. При этом из правого кармана его пиджака обычно торчала толстая газета, да так, что ее название еще можно было отчасти разглядеть, а дату выпуска — нет. Если он бывал в кругу немцев — военных или штатских — это были, как правило, "Дойче гетрайдецайтунг" или "Франкфуртер цайтунг", в англо-американской компании — лондонская "Таймс". Не особо проницательным он казался постоянно озабоченным, неистовым репортером". И дальше: "Ради нескольких отрывочных сведений ему приходилось иногда проводить целые ночи в таких нанкинских увеселительных заведениях, как "Клабхауз", "Интернэшнл клаб" или "Ротари клаб", накачивать вином своих собеседников, развязывая им таким образом языки. (Сам Зорге при этом тоже накачивался изрядно, но это никого не удивляло. Для журналиста и дипломата, равно как и для разведчика, умение много пить, по возможности не пьянея — часть профессии. — Б.С.). При этом он всегда знал о тех, с кем говорил, больше, чем они о нем. Еще во время своего пребывания в Германии, например, он собрал персональные данные, главным образом тех военных советников, у которых можно было предположить в дальнейшем наилучшую осведомленность; эти данные, как он не раз говорил нам, давали ему возможность, в итоге, в дружеской беседе "выпотрошить их, как жирного рождественского гуся"".

Герхард Эйслер свидетельствовал: "Рихард Зорге узнал, какие операции планировалось провести против советских районов. Благодаря тесным контактам с китайскими соратниками по борьбе, я смог передать эти сведения по назначению. Так состоялась наша встреча. В тогдашних условиях она не могла быть продолжительной. Разговор вынужденно ограничивался самым необходимым и существенным. Несмотря на постоянно висевшую над ним угрозу, от Зорге исходило спокойствие и ощущение безопасности. Без всякой спешки, за несколько минут он успевал доходчиво разъяснить замыслы и планы противника, самые сложные ситуации. Он обладал удивительным даром излагать самое существенное в нескольких коротких, точно сформулированных фразах. При этом он не только ознакомил меня с военными планами гоминдановской клики, но и предложил ряд контрмер, посоветовал, что предпринять, чтобы не дать противнику застать себя врасплох. Во время наших бесед он не пользовался никакими записями. Он все держал в голове — и цифры, и имена, и географические названия, которые, большей частью, с трудом поддавались запоминанию".

В феврале 1932 года на захваченной маньчжурской территории было провозглашено независимое государство Маньчжоу-Го, во главе которого японцы поставили "императора" Айсинцзеро Пу И, последнего представителя китайской императорской династии Цинь.

Надо сказать, что в Китае у Зорге и его товарищей каких-то особо ценных агентов не было. Почти всю информацию они черпали из открытых источников — из газет, а также из бесед с журналистами, дипломатами, иностранными военными советниками, китайскими чиновниками и военными.

Император Пу И

Каваи Текший был именно из этой категории. Он так и не закончил университет и менял одну работу за другой. В начале 1928 года он уехал в Китай и устроился репортером в "Шанхай Уикли", где ухитрился продержаться почти два года. Затем открыл книжный магазин в Чунцине, а потом им вновь овладела охота к перемене мест. В 1939 году этот заслуженный советский агент был завербован японской разведкой, не знавшей о его прошлом, а в 1940-м вернулся в Японию и возобновил свою работу в группе Зорге. Каваи стал коммунистом вскоре после прибытия в Шанхай, в 1928 году. До октября 1931 года он работал во второстепенной советской группе, когда встретил Одзаки, который и передал его Зорге и Агнес Смедли. Другой член группы, названный Каваи Шайн Ронин, китайский авантюрист, постоянно нуждавшийся в деньгах и часто просивший у Одзаки наличными в долг.