Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика

"Японская военная готовность в результате событий 26 февраля 1936 года отодвинута на многие месяцы, даже, возможно, и годы. Если война не будет вызвана как крайний выход из неожиданных сильных внутренних противоречий и будет подготавливаться планомерно, то в этом году войны не будет. Даже при указанных выше условиях ее вероятность без одновременного выступления Германии становится все меньше. Япония одна все более и более не в состоянии вести войну. Но тот факт, что Германия в 1937 году закончит важнейшую часть своего вооружения, означает необычайное обострение опасности к началу или середине 1937 года. С чисто военной точки зрения подготовка к войне, несмотря на смуту, вызванную событиями 26 февраля, развивается усиленными темпами. Особенно надо подчеркнуть большие усилия в деле развития авиации и танкового вооружения, а так же обучения на "точках"…".

За кулисами схватки

К 1935 году первая задача, поставленная заговорщиками, оказалась решенной: маленькая островная Япония создала на Азиатском континенте гигантский плацдарм, охватывавший Маньчжурию, Внутреннюю Монголию и Северный Китай. Эти огромные территории с их человеческими и природными ресурсами, попав в руки Японии, могли использоваться и были использованы для подготовки будущей агрессии.

Многие высокие государственные и военные деятели приложили руку к этому делу. Одни из них активно участвовали во всем происшедшем (генералы Хондзё, Минами, Умэдзу, Тодзио, полковники Хасимото и Доихара), другие (в первую очередь члены Тайного совета — министры и премьеры Окада, Сайто, Гото, Коноэ, а так же министр — хранитель печати маркиз Кидо) благословляли военных и сочувствовали их действиям. Некоторые из перечисленных лиц попали затем на скамью подсудимых Токийского процесса 1946–1949 годов, другие судорожно ухватились за возможность свидетельствовать и удержались, а кое-кто просто вовремя умер…

На первом этапе заговора его подлинной закулисной рабочей пружиной стал человек, который всегда в решительный момент оказывался в самой гуще событий, — Кэндзи Доихара. Человек этот вплоть до конца Второй мировой войны был весьма удачлив. В 1928 году, в день гибели Чжан Цзолиня, он — еще обыкновенный полковник в скромной роли адъютанта генерала Нанао. Прошло всего тринадцать лет, и на груди Доихары засверкали многочисленные ордена, в их числе наиболее почитаемые в Японской империи орден "Священное сокровище" всех пяти степеней, ордена Тигра, Золотого коршуна, Двойных лучей восходящего солнца. Плечи же этого баловня фортуны украсили эполеты полного генерала. Для японской армии такой темп продвижения по службе был исключительной редкостью. Но тут были особые причины.

Успехи, от которых ликовал Доихара, оказались совсем некстати, когда он оказался в столь знакомом ему пышном зале японского Военного министерства перед лицом одиннадцати судей, важно восседавших на фоне национальных флагов своих стран. Со старым, добрым довоенным миром, где Кэндзи Доихара чувствовал себя как рыба в воде, произошло что-то страшное и непоправимое. Столпы Страны восходящего солнца — на скамье подсудимых, а в судейских креслах в числе других — подумать только! — китаец, индиец, новозеландец и даже филиппинец. "Пигмеи решают судьбу гигантов, — подумал Доихара и постарался придать своему и без того бесстрастному лицу непроницаемость каменного изваяния. — Пусть видят, каков настоящий самурай в дни неудач и испытаний!"

А в далеком 1913 году молодой кадровый офицер, разведчик Кэндзи Доихара прибыл в Китай и провел там к началу маньчжурских событий 18 лет. Упорный, трудолюбивый и весьма способный службист, Доихара обладал еще одним отнюдь не бесспорным достоинством — полным отсутствием моральных устоев, что, однако высоко ценится в разведках некоторых стран. Одаренный лингвист, Доихара свободно владел тринадцатью языками, в том числе почти всеми европейскими, в совершенстве знал китайский и монгольский. Ко всему он досконально изучил Китай и его политических деятелей.

Невысокий, полный, с большой головой, посаженной на широкие плечи, он всегда стригся коротко, под машинку. Это выразительно подчеркивало ширину его лба и крупные, слегка оттопыренные уши. Мясистый нос, узкий у переносицы, книзу резко расширялся. Круто вырезанные ноздри придавали лицу хищное выражение. Из-под небольших приподнятых бровей смотрели умные, глубоко посаженные, внимательные глаза, в которых время от времени загорались хитрые огоньки. Улыбался он одними губами, обнажая неровные зубы.