Рикошет

Комната окрашена в кровь, и я разбираю длинную полосу, ведущую в коридор, куда моя жена как-то проползла к нашему сыну и скрутилась телом вокруг него, крепко сжимая. Ее нога вздрагивает, и это все, что мне нужно, чтобы встать на локти и потащиться к ним. Я не могу даже держать голову в вертикальном положении, и в ушах, не прекращаясь, слышится гребаный звон, ​​но я хватаюсь за окровавленную древесину, чтобы добраться до них. У меня нет другого выбора.

За исключением окружающей их лужи крови, они кажутся спокойными. Словно спят, повернувшись друг к другу. Неподвижно. Слезы стекали по щеке Лены, отразив в себе свет в комнате, когда она спрятала лицо в волосах нашего сына, запечатлев на них вечный поцелуй.

Мое сердце ноет в груди, но, когда я ложусь рядом с ними, страх исчезает. Я не боюсь сгореть вместе с ними, потому что я никогда не переживу этого.

Опустив голову на спину своего сына, я концентрируюсь на звуке его сердцебиения. Ищу любой признак того, что он все еще может быть жив. Слезы злости наполняют мои глаза, когда его тело остается неподвижным, таким неподвижным подо мной. Мое тело дрожит от ярости, зарывшейся глубоко в мои кости, ярости, которую я хочу выпустить на мир, на этих гнилых ублюдков.

Дрожащей, тяжелой рукой я глажу его по спине и ловлю влажность, которая скользит между моими пальцами и тканью его пижамы. Поднимая руку, вижу, что с кончиков моих пальцев капает кровь. Рыдание разрывает грудь, и я сжимаю руку в кулак, желая вколачивать ею в стены, пол, где лужей собралась его кровь, в лица людей, которые сделали это с ним. В каждого проклятого жизнью отморозка.

Напротив меня глаза Лены кажутся другими из-за слез, опустившихся на них завесой, но они опустошены. Не видят перед собой. Она кажется загнанной в ловушку внутри кошмара и не может вырваться на свободу.

Я наблюдаю, как из ее глаз ускользает последняя искра жизни. Прекрасная яркость, которую я любил так долго, угасает пред тусклым постоянством пустоты. Как дом, однажды наполненный весельем и детством, внезапно был брошен гнить?

Я протягиваю руку к нашему сыну и сжимаю запястье Лены, но, когда она даже не вздрагивает, вопль скорби сокрушает мою грудь.

Закрывая глаза, я целую сына в щеку, сжимаю руку Лены в своей руке и жду, пока пламя втянет меня в вечный сон рядом с ними.