Рикошет

Я выскользнул с водительского места и прошагал по обуглившимся остаткам моего дома. Гнилое, почерневшее дерево лежало поверх раздробленных кирпичей и деревянных брусьев. Из-за того, что никто не вызвал пожарных, дом сгорел дотла, перебросив огонь и на соседний дом тоже. Искатели железа, без сомнений, украли все трубы и металл. Один из туалетов возвышался в центре развалины, пока «помойная яма» разворачивалась вокруг него.

То, что когда-то было моим домом, превратилось в останки и руины. Стало не более чем предметом насмешек прохожих.

Обри сидела в машине, когда я обогнул ее. В багажнике взял лопату, прежде чем пройти к вербе на заднем дворике. Она была не больше отростка, когда мы купили дом почти восемь лет назад, и выросла в величественное дерево, которое возвышалось примерно на девять метров ввысь. Джею нравилось качаться на ее свисающих вниз ветках, что он часто и делал с Блу, играя на своих маленьких, еще не окрепших ножках. Я вонзил лопату в подножье вербы, вырывая траву, что поросла там. Октябрьский дождь был холодным, как лед, и мои руки окоченели, пока я с трудом выполнял свой долг.

Блеск привлек мое внимание в лунном свете.

Приседая, я просеял рыхлую землю. Поднимая маленький грузовичок Джея, который отрыл, я зажмурил глаза, чтобы сдержать слезы.

Соберись. Его здесь нет.

Я вернулся к машине и открыл багажник, беря Блу на руки. Пока нес его к месту погребения, дверь позади меня захлопнулась, и я повернулся, видя, что Обри бежит ко мне, намокая под дождем.

Она остановилась прямо перед нами.

— Прости, если хочешь остаться один, я могу…

— Ты насквозь промокнешь.

— Ничего страшного.

Мы дошли до ямы, которая стала скользкой от дождя. Опускаясь на одно колено, я положил Блу в яму, которую выкопал, и погладил по его влажному меху.

— Увидимся на том свете, дружочек.

Обри стала на колени рядом со мной, лаская его шею.

— Спасибо, — прошептала она и стала рядом, когда я набрал землю на лопату.

Я насквозь промок под дождем, а Обри стояла со мной, содрогаясь, стуча зубами, пока я заканчивал хоронить Блу, но ни разу не пожаловалась на холод или мой медленный темп. Оказавшись вновь в «Мустанге», я включил печку на всю мощность и мой взгляд приземлился на мурашки на ее ногах, когда я завел машину и направился назад в поместье.

Мало было сказано по пути назад, пока мы наконец-то не приехали домой. Дождь усилился, и мы рванули к козырьку над парадным входом. Я открыл дверь, и как только мы вступили в дом, Обри сняла пальто.

Словно у льва, сосредоточенного на своем очередном обеде, мой рот наполнился слюной от ее вида — мокрой и содрогающейся внутри объятого темнотой дома.

Ее сапоги блестели от капель, платье, которое она постоянно носила, прилипло к телу, давая отчетливо увидеть очертания лифчика под ним. Этот вид заставлял меня наброситься, испытать жажду к воде, стекающей по ее горлу и направляющейся в ложбинку между грудей.

Господи, она даже не пыталась быть сексуальной, и каким-то образом я не мог избавиться от рвения прикоснуться к ней, прижать влажные бедра к своим, пока буду трахать ее у стены прямо здесь в фойе.

Я проскользнул мимо нее, чтобы не сделать ничего рискованного, и прошел на кухню, отчаянно желая выпить. Хватая виски со столешницы, сделал длинный глоток и, поставив бутылку, поймал взглядом Обри, стоящую в дверном проходе.

— Можно и мне немного? — Она прошла по комнате, пока не оказалась от меня на расстоянии вытянутой руки.

Несмотря на синяк у нее на щеке, я стоял зачарованный ее влажными волосами, блеском ее кожи, торчащей грудью под платьем.

«Ради всего святого, — молча выругался я про себя. — Ее же чуть не изнасиловали».

Поглядывая на нее искоса, я протянул ей бутылку виски, и когда она запрокинула ее, я изучал то, как двигается ее горло, пока жидкость стекала по нему в желудок. Я спустился глазами по ее платью и очертанию ее изгибов, которые мог увидеть в приглушенном свете комнаты.

Обри передала мне бутылку, облизав губы. Глаза выдавали ее намерение, и я бы отдал ей душу, попроси она. Она сделала шаг ко мне, послав мой пульс в космос. Тревога забила внутри моей головы, словно кавалерия здравого рассудка пришла выбивать дурь из моего мозга.

Обри скользнула ладонью под мою куртку, даже не прикасаясь к коже, пока моя грудь вздымалась и опадала, словно меня никогда прежде не ласкали руки женщины.

— Обри… мы… — мое тело бунтовало против слов, которые мне стоило сказать, и хоть ее голова осталась склоненной, щеки порывались выдать улыбку.

— Я знаю, — она покачала головой. — Боже, ты, наверное, думаешь, что я… какой-то фрик. Меня почти изнасиловали, а я тянусь к мужчине, который… — она подняла лицо, — … спас мою жизнь. Думаю, я была мишенью для боли очень долгое время, чтобы различать мужчину, который причинил мне боль без сожалений, и мужчину, который скорее причинит боль самому себе, чем поднимет на меня руку.

Ее взгляд опустился ниже, и я последовал за ним, чтобы увидеть струйки крови, стекающие по моим ладоням от того, с какой силой я вдавливал ногти в плоть.