Я уставился на плескающуюся янтарную жидкость, прежде чем опрокинуть ее себе в горло. Я ненавидел то, чем стал. Вором. Похитителем. Киллером. Ублюдком.
Она бы тоже возненавидела меня.
И что теперь? Я не мог позволить Обри уйти. Не сейчас. Я бы не отправил ее обратно к мяснику, который заклеймил ее спину, но и освободить ее я тоже не мог. Она сыграет свою роль во всем этом, но план придется изменить, потому что ни за что в жизни я не стану вредить женщине, которая стала жертвой того же ублюдка, которого я планировал накормить свинцом.
Я бы не стал убивать ее в конце, но я как пить дать убью ее мужа. К сожалению, Обри все еще придется сыграть роль пешки.
Тем временем, было нечто, что я ей задолжал.
Глава 21
Обри
Я соскользнула на пол возле кровати и уткнулась лицом в простынь. Будто бы дамбу прорвало внутри меня, и слезы текли без остановки, без единого намека на прекращение, и я поддалась наводняющему приливу, который снес на своем пути все построенные стены внутри меня.
Это была моя вина. Я знала, что там был шрам, и что положение, в котором я находилась последние года, пялилось бы ему в лицо, если бы он вонзился в мое тело, беря у меня то, что я так желала ему дать, и то, что принесло бы свободу в конце. Наверное, часть меня хотела стереть тот образ куклы Барби, созданный в его голове ни с того ни с сего. Я хотела дать ему маленький проблеск своих секретов.
Я не рассчитывала, что Ник прорвет мою оборону. За последние несколько дней он четко дал мне понять, что не собирается узнавать меня или признавать человеком. Я была загнанным в клетку зверем — украденным призом, с помощью которого он собирался получить выгоду.
Вот почему он надел перчатки в первый день. Прикосновение к коже означало прикосновение к душе, связь с человеком, после которой больше нельзя стать чистым и целомудренным.
По правде говоря, я хотела его в тот момент. Не только из-за своего освобождения. Его поцелуй был пропитан бушующей страстью и злостью, жаром и яростью, и я хотела попасть в ловушку дикого шторма смятения. Я хотела, чтобы он обрушился на меня, поглотил и вытащил к какой бы там ни было тьме, потому что, по крайней мере, в те моменты, когда я пыталась перевести дыхание, я чувствовала себя живой. Хотя бы единожды я почувствовала причину бороться за себя.
Скорее всего, Майкл и ему причинил боль каким-то образом. Я могла чувствовать это, ощутить, как его боль впитывается в мои кости, когда он впился пальцами в мою плоть. В этом у нас была одна связь на двоих. Скорее всего, мы с Ником были противоположностями в жизни, как он и сказал, но в боли мы были одинаковыми.
Две сломленные половинки с порубленными концами, которые, казалось, подходят друг другу своим извращенным способом.
К чертям собачьим тот факт, что я была замужем. Мой муж нарушил обеты уважать и защищать меня в момент, когда впервые ударил меня, так что к черту его. Я провела семь лет в тюрьме боли, лишенная эмоций, и почувствовать хоть что-то, хотя бы один раз ощущалось хорошо. Я не могла сказать, что дело лишь в похоти, потому что внутренний поток свирепости переплетал каждое мое действие с его. Хотя в этом накале я чувствовала четкую страсть, голод, который никогда не испытывала с Майклом, или с любым другим мужчиной, раз уж на то пошло.
В один момент слабости, беззастенчивого блаженства, я сдалась утонченной разрушающей силе поцелуя с Ником. Мои пальцы ринулись к губам, когда я вспомнила ощущение его рта на своем.
Как легко я бы дала ему больше. И сама мысль пугала меня до чертиков.
Этот мужчина был словно высококачественное, созданное вручную лезвие — тонкая работа, прекрасная и опасная достаточно, чтобы порезать меня до кости, если я буду вести себя неосторожно.
Глава 22
Ник
Надев пальто, я потянулся в карман и бросил Блу угощение по пути к лестнице. Спускаясь, набрал номер Лорен с желанием попросить ее об одолжении. Мне нужно было сделать хоть что-то правильно. Что-то, что я должен был сделать в первую ночь.