Рикошет. Высокое напряжение. Инферно. Полное блюдце секретов

Белкин накинул лёгкую куртку, висевшую на спинке его стула, и вышел из помещения вытрезвителя в тёплую питерскую ночь.

— Я тоже остаюсь, — вздохнул Казанцев, — на диване лягу.

— Диван мой, — напомнил Таничев.

— Что ты жмёшься?

— Я старый человек и тоже, между прочим, домой не собираюсь.

— Так раздвинем, не развалится. Как-нибудь уместимся.

— А Марат?

— Да пускай сидит в тёмной. Наручниками к трубе водопроводной прикуём. Не хуже «Северной». Не фиг было ликёры тырить. А ты что, его с собой положить хочешь?

— Ладно. — Петрович поднялся и начал раздвигать диван.

Данный предмет мебели он собрал, работая ещё в отделении, из разных запчастей, найденных где только можно, вплоть до мусорных свалок.

Красотой и изысканностью форм диванчик не отличался, как не отличался и прочностью. Однако путь в кузове грузовика от отделения до вытрезвителя он выдержал с честью, не развалившись во время движения и погрузки. Таничев особенно гордился этим фактом.

Мало того, проводивший инвентаризацию завхоз РУВД приклеил на диван бирку с номером, а стало быть, сей антиквариат был поставлен на баланс в бухгалтерию. В ведомости он значился как «диван старинный, без обивки». Петрович только осваивал данное ремесло, и пока что полосатый матрас и сиденье просто прикрывали драповым пледом, изъятым с какого-то обыска.

Петрович бережно отодвинул своё произведение от стенки и начал снимать спинку. В этот момент боковины, державшиеся на гвоздях, раздвинулись, и сиденье рухнуло на пол, по пути придавив ноги Петровича.

— А, мать твою! Рухлядь старая! Ну что за блядство! Это называется элитное подразделение по раскрытию убийств. Хуже помойки…

— Это вы, герцог, напрасно. На нас в министерстве сделаны большие ставки.

— При чём здесь ставки? При чём здесь министерство или Главк? Я про диван говорю. Дрыхнуть-то на чём будем, господа офицеры?

ГЛАВА 8

— Алло, я по поводу ребёнка. Да, новорождённого. В канцелярии сказали, что вскрытие вы производили.

— Да, верно. Но пока результатов нет. Причина смерти — асфиксия, но характер её я описать не могу. Либо механическая прижизненная, либо внутриутробная. Надо ждать гистологии.

— А сколько ждать?

— Где-то с месяц.

— Ото. А пораньше нельзя? Нам бы определиться надо.

— Я понимаю. Но вы тоже поймите, очень много смертей.

— Да, я знаю. Но, может, всё-таки…

— Хорошо, позвоните через две недели.

— Спасибо.

Белкин положил трубку. Телефон тут же затрещал.

— Слушаю.

— Вытрезвитель?

— Вытрезвитель, — обречённо ответил Вовчик.

— Ребята, я вчера влетел. Случайно, честное слово. На презентации перегрузился. Чуть-чуть. Не хотелось бы, чтоб в фирме узнали. С кем бы поговорить? Ну, чтоб без бумажек всяких?

— Да никаких проблем. Берёте пузырь коньяка, подходите к начальнику, говорите, что вы от Марата Киримовича, и протокол вам подарят на память. Повесите в своём офисе.

— Ясно. А кто такой Марат Киримович?

— Это я. Меня тут все знают, так что без проблем.

— Спасибо большое. Такое дело, выпил…

— Да ладно.

Белкин повесил трубку. Достали пьяницы. Но автоответчика нет, поэтому приходится отвлекаться на алкогольные темы.

Белкин сидел в кабинете один. Петрович решил до обеда покемарить дома, ввиду неудобной ночи, проведённой на диване с Казанцевым.

Сам Казанцев вместе с Гончаровым доказывали сейчас в суде необходимость изоляции Марата Киримовича от общества сроком на две недели и один день. Учитывая, что судила сегодня молодая судья женского пола и очаровательной внешности, можно было не сомневаться, что Казанцев доведёт начатое дело до конца. В плане Марата, конечно.

Белкин открыл единственный сейф, ключ от которого был спрятан в условленном месте, достал старое ОПД и принялся ломать голову, какие ещё бумаги можно было бы натолкать в него, потому что грядущая министерская проверка наверняка коснётся и их «убойной» группы.

Ломать голову над тем, как бы раскрыть убийство, Вовчик не собирался. Потому что дельце было из разряда нераскрываемых. Абсолютно нераскрываемых. К сожалению, нераскрываемых. Но проверку надо встретить во всеоружии. И быть готовым к приятным неожиданностям, возникающим при проведении таких проверок. Иначе можно получить по голове от ближнего и дальнего начальства. Не за то, что не раскрыл, а за то, что странички не подшиты.

Но прежде всего — сроки. Дело должно быть заведено в срок, о чём оперы в пылу борьбы забывали и расплачивались за свою забывчивость в ходе проверок.

Проверки же сами по себе не возникали, они приезжали, когда наверху происходило перераспределение портфелей. А перераспределение портфелей, зараза, почему-то случалось именно в тот момент, когда у Вовчика не были подшиты дела, не пронумерованы странички и нарушены все сроки. Поэтому, следуя в обратном направлении, можно сделать вывод, что, будь сроки и странички в порядке, не будет проверок, а не будет проверок, не будет и портфелей. Всё дело в страничках. Значит, иголку в руки и вперёд.

* * *