На площадке публики прибавилось. Старший эксперт уже читал лекцию Таничеву о последствиях нарушения первоначальной обстановки места происшествия, о проблемах идентификации и о последних достижениях в области мировой криминалистики. Суть всей этой нотации можно было выразить в трёх словах: «Ну ты мудак!»
Таничев, конечно, догадывался, что идентификация – вещь необходимая, и не обижался, понимая правоту эксперта.
Среди прибывших Паша заметил незнакомого суетливого парнишку лет двадцати с небольшим, в райотделе раньше не числившегося. Завидев Гончарова, тот резко отделился от начальствующей группы и, вытянув вперёд шею, подал Паше руку:
– Шаминский, из Главка. Ну, что там у нас?
– «Глухарь», что ж ещё?
– Ай-яй-яй… Так-так-так. Тебя, вообще, как звать?
– Паша.
– Да, вот такие дела. Надо работать, ай-яй-яй. Слушай, раскроете – сразу в приказ. Всех! Давайте, мужики. Что творится, что творится!.. Любая помощь от нас – пожалуйста. Зелёную улицу, Слава, зелёную улицу.
– Я не Слава, я Паша.
– Да, да, извини, – суетливый Шаминский отошёл открывать «зелёную улицу» эксперту.
В квартиру больше никто не заходил. Ждали следователя прокуратуры. Наконец прокурорский «жигуль» припарковался рядом с остальным транспортом.
На площадку поднялся следователь местной прокуратуры Иголкин – мужичок лет двадцати пяти, одевавшийся явно не у лучших кутюрье Питера. Мятый костюм-двойка хорошо сочетался с резиновыми кедами, галстуком и бейсболкой-сеточкой с надписью «Калифорния». Из-под кепочки торчали длинные волосы, слегка подёрнутые завитком. Лицо же Иголкина было подёрнуто следами вчерашнего вливания.
– Где материал?
Участковый протянул свой рапорт и объяснения соседей. Следователь поставил на пол потёртый в боях за справедливость «дипломат», сел на него и начал изучать бумаги.
– Так-так, хватит стоять, давайте все по квартирам, – подал команду кто-то из руководства. – Всех на объяснения. Кого дома нет – отмечайте, вечером зайдём.
Паша не любил эту суету и неразбериху на местах происшествий. Каждый хочет проявить активность, иногда абсолютно ненужную и неуместную. С другой стороны, это понятно – надо ведь что-то делать? Не стоять же под дверьми? Но хотелось бы сначала уточнить, что спрашивать у соседей-жильцов. Особенно из других подъездов. А то позвонишь и стоишь перед открывшими двери людьми как умник: «Здрасьте, вот мы тут из милиции. Вы случайно не того? Не видели что-нибудь? А что именно, мы пока сами толком не знаем…»
«Как же, видали! Васька из восьмой квартиры вчерась у подвала ссал по пьяни, стервец…»
«А больше ничего?»
«Больше ничего».
«До свиданья».
«До свиданья».
О том, что в доме произошло убийство, говорить почему-то не рекомендуется. А через час может выясниться, что преступник уехал на машине или ещё что-нибудь, и давай по второму, а то и по третьему кругу соседей обходи.
«Здрасть, это опять мы…»
А люди думают: «Во, ребята дают! Чудные какие-то. Ничего у нас милиция, весёлая».
Стройный ход Пашиных мыслей прервал Таничев:
– Пойдём канареек поищем.
– Да, сейчас.
Стоявший рядом Шаминский снова вытянув шею:
– Каких канареек? Каких канареек, Слава?
– Да не Слава я. Васей меня зовут, ёб…
ГЛАВА 3
Паша незаметно сплюнул себе под ноги. Горечь дешёвых бесфильтровых сигарет неприятно жгла рот. Свои кончились, пришлось стрельнуть у собеседника. Чистый бланк протокола с заполненной «шапкой» лежал на столе, ожидая прикосновения Пашиной перьевой ручки. Паша держал в ящике письменного стола пузырёк с фиолетовыми чернилами и старенькую перьевую ручку, сохранившуюся со времён дипломного проекта. Что-то типа ностальгии по студенчеству.
Записывать показания он не торопился, хотелось сначала определиться с устным вариантом будущего протокола.
Собеседник – дядечка лет сорока – предано-выжидающе смотрел на Гончарова и теребя в руках тряпичную кепочку.
«Как медведь в цирке, – почему-то подумал Паша. – Дайте сахарку – ещё станцую!»
Выпрямившись после плевка, он ещё несколько секунд разглядывал дядечку, после чего уточнил:
– Это всё?
– Ну, в общем, да.
«Hу в общем, нет», – про себя решил Гончаров вслух произнеся ничего не значащее:
– Гкхм…
Дядечка был хозяином квартиры, в которой приключилось убийство. Его неожиданно оторвали от спокойной, дачно-огородной жизни, прямо, можно сказать, на грядке взяли и привезли на милицейском УАЗике в отдел по расследованию убийств. Естественно, он долго не мог собраться с мыслями, теребил кепочку и курил свою «Приму».
Паша не торопил его. Не каждый день в твоей квартире мертвецов находят, чай, не крематорий, а обычный сталинский дом. Но терять понапрасну время не хотелось, здесь не дискуссия о существовании Бога и дьявола, а вполне конкретная тема.
– Что ж, Николай Филиппыч, ситуация где-то мне ясна, но, сами поймите, она слишком поверхностна для такого варианта.
– Я понимаю.
– Буль-буль-буль! Давайте нырнем поглубже. И без всяких недоговорок и умолчаний.
– Вы что, на меня думаете?