Рикошет. Высокое напряжение. Инферно. Полное блюдце секретов

Таничев постучал в дверь, хотя на косяке имелся звонок. Это было заранее оговорено – «на случай незапланированных визитов». У «человека» мог кто-нибудь быть, и, позвонись Таничев, хозяину пришлось бы открывать, а когда постучат, можно сослаться на соседских ребятишек, постоянно мешающих мирному отдыху.

«Человек» был один. Он осторожно приоткрыл дверь, оставив щёлку в два пальца шириной, и, наконец убедившись, что не ослышался, впустил Таничева, после чего запер замок на два оборота.

Петрович, не снимая ботинок, знакомым путем прошёл на кухню, вытащил из-за пазухи купленную в ларьке бутылку «Пшеничной» и сел на шатающуюся табуретку.

– Закусь найдёшь?

«Человек» кивнул, покопался в небольшом стареньком холодильнике, извлёк из него горбушку варёной колбасы и миску с квашеной капустой. Затем достал из полиэтиленового пакета полбуханки чёрного хлеба и присоединил к имеющемуся ассортименту.

Два граненых стакана дежурно стояли на белом кухонном столе. Таничев зубами сорвал пробку с бутылки и наполнил стаканы до половины.

– Давай, за встречу.

Оба, не чокаясь, опрокинули водку, крякнули и закусили капустой. Петрович достал измятую пачку «Беломора» и, закурив, небрежно бросил её на стол.

«Человек» сел на вторую табуретку и тоже прикурил, затушив спичку пальцами разрисованной наколками руки.

– Как жизнь?

– Живу. Тебя что не видно давно?

– Я перешёл из отделения.

– Повышение?

– Не сказал бы. Так, профиль другой. Ты-то где? Всё в магазине?

– Там. Мне хватает. И с харчами всегда. Импорта, правда, много стало, дорого. Доллар растёт, тырить рисково, кто заметит – настучит. Могут вытурить.

– Что нового в районе?

– А что у нас нового? Витька рыжий сел за «карман», Танька-Катастрофа коньки кинула – «красной шапочкой»[3] объелась. А так, пустота… Водка «Распутин» – один раз вверху, второй – внизу…

– Твоя-то где?

– На работе ещё. Скоро должна. Тоже какая-то стала. Придёт, и к телеку сразу – Барбар всяких смотреть. Хоть выкидывай.

– Кого, её?

– Телевизор.

– Ясно.

Таничев плеснул в стаканы, и оба повторили заплыв на короткую дистанцию.

– Ты что, по делу?

– Да так, мимо шёл, решил навестить.

– Говори… Стареешь ты, Петрович. Последний раз веселее был.

– Можно подумать, старость влияет на настроение. Ты, что ль, не стареешь?

– По мне не так заметно. А тебе полтинник дать можно.

– Пустые разговоры. Сколько написано на роду, столько и протяну. Я, слышь, чего говорю? Парня на Вишнёвке зарезали, восемнадцать лет. Знаешь чего?

– Когда?

– На днях, скорее всего, в пятницу.

– На улице?

– В хате. В восьмом доме, в пятой квартире. Комнату снимал. Студент. Вернее, поступал. Не поступил.

– Не слышал. За что?

– Откуда я знаю? Сейчас за стоху рваную пришить могут.

– Да, беспредела много. Не завидую я вам, Петрович.

– А, – махнул рукой Таничев. – Людей жалко. И убитых, и живых. Обидно, что всё хуже и хуже – просвета нет. Да ладно. Ты это, крючки закинь. Вдруг где клюнет.

– Поспрашиваю. Пятая квартира? Филиппыч, что ли, дачник?

– Дачник. Знаком?

– Так, у ларька иногда словечком перекинемся.

– Он сейчас в городе зависнет. Перекинься с ним. Может, что не договаривает?

– Увижу – поспрашиваю.

– Поосторожней только. Хотя… Чего тебя учить, сам грамотный. Вот телефончик, отзвонись.

– Так где ты сейчас? В Большом доме, что ли?

– В вытрезвителе.

– Где?!

– В вытрезвителе. Там дверь такая сзади. Но лучше звони. Нечего тебе там светиться лишний раз. Всё, бывай. Не забудь насчёт пацана. Надежде привет.

Таничев затушил окурок и поднялся:

– Слухи пойдут. Вот и послушай.

Кивнув напоследок, Петрович вышел за дверь и вновь полез за «Беломором», но вдруг вспомнил, что забыл его на кухонном столе. Но возвращаться не стал. Плохая примета.

Постояв ещё пару секунд, он быстро сбежал по лестнице в жаркий питерский вечер.

Человек, с которым он беседовал, когда-то был приговорен к расстрелу за ограбление привокзального магазинчика. Ограбление. С убийством. Верховный суд заменил расстрел пятнадцатилетним заключением. Сейчас человеку было сорок.

ГЛАВА 4

Сергей, вручив жетон дежурному по багажному отделению, забрал свои коробки и вернулся к знакомому вокзальному ангару. Часы показывали девять вечера, а проблема ночлега так и осталась проблемой.

Что за страна? Имеешь деньги и не можешь найти номер в гостинице! Мол, Игры доброй воли[4] на носу, мол, наплыв туристов. Ему-то от этого не легче. В какой-нибудь Нигерии или Зимбабве только заикнись. А тут? Центр европейской культуры.

Придётся использовать запасной вариант – тащиться на какую-то Гражданку[5] к дальней родственнице своего школьного приятеля. А вдруг её дома нет? Тогда вообще здорово. Хоть в кусты, на свои коробки ложись, благо ночи тёплые.

Интересно, сколько за «тачку» заломят? Тут, правда, уровень цен божеский по сравнению с его Красногорском. Да и товаров побольше. Но сейчас не до товаров. Ноги бы протянуть. Да ещё ботинки эти чёртовы… Сколько раз зарекался брать в поездки новую обувь. Мать послушался. «Зачем же ты купил эти ботинки? Надевай, в дороге разносишь».