Рилла из Инглсайда

Затем она ушла от всех них… о, слава Богу, она ушла… Уолтер ждал ее у двери. Он молча взял ее под руку, и они вместе пошли по залитой лунным светом дороге. В болотах распевали лягушки; тускло освещенные, посеребренные луной знакомые поля тянулись вокруг. Весенняя ночь была прелестной и волнующей. У Риллы было такое чувство, словно самой своей красотой ночь наносит оскорбление человеческому страданию. Она всегда будет ненавидетьлунный свет.

— Ты уже знаешь? — спросил Уолтер.

— Да. Ирен мне сказала, — ответила Рилла сдавленным голосом.

— Мы не хотели, чтобы ты узнала об этом раньше, чем кончится концерт. Когда ты вышла, чтобы сыграть марш фей, я понял, что ты уже все знаешь. Сестренка, я вынужден был сделать это. С тех пор как была потоплена «Лузитания», я не мог оставаться в ладу с самим собой. Когда я рисовал в воображении тела тех мертвых женщин и детей в безжалостной, холодной морской пучине… ну, сначала мне просто тошно стало жить. Я хотел уйти из мира, где могло такое произойти… отряхнуть его ненавистный прах с моих ног навсегда. Тогда я понял, что мне придется пойти на фронт.

— Там… достаточно солдат… без тебя.

— Дело не в этом, Рилла-моя-Рилла. Я иду на войну ради самого себя… чтобы сохранить живой мою душу. Она сожмется и станет чем-то маленьким, жалким и безжизненным, если я не пойду. Это было бы хуже, чем слепота и увечье и все то, чего я боялся.

— Тебя могут… убить, — Рилла чувствовала отвращение к самой себе, произнося эти слова… она знала, что говорить так — проявление слабости и трусости… но она совсем потеряла присутствие духа после страшного напряжения этого вечера.

— Неспешен или скор ее приход,
А все ж в конце одна лишь смерть нас ждет

[68],

процитировал Уолтер. — Не смерти я боюсь… я давно говорил тебе об этом. Может оказаться так, что человек платит чересчур высокую цену просто за жизнь, сестренка. В этой войне так много мерзости… ядолжен пойти и помочь очистить от нее мир. Я иду сражаться за красотужизни, Рилла-моя-Рилла… это мойдолг. Возможно, есть более высокий долг… но мой долг таков. Это мой долг перед жизнью и перед Канадой, и я должен исполнить его. Рилла, в этот вечер я впервые с того дня, как Джем ушел на фронт, вновь обрел самоуважение. Теперь я мог бы написать стихотворение, — засмеялся Уолтер. — А ведь я был не в состоянии написать ни строчки с прошлого августа. В этот вечер я полон вдохновения. Сестренка, будь стойкой… ты держалась так мужественно, когда провожала Джема.

— Это… другое, — Рилле приходилось делать паузу после каждого слова, чтобы подавить рвущиеся из груди рыдания. — Я люблю Джема… конечно… но, когда он… ушел… мы думали, что… война… скоро кончится… а ты… для меня всё, Уолтер.

— Ты должна быть мужественной, чтобы помочь мне, Рилла-моя-Рилла. Я сегодня возбужден… опьянен восторгом победы над самим собой… но не избежать и других моментов, когда все будет иначе… тогда мне понадобится твоя поддержка.

— Когда… ты… уезжаешь? — Она должна была сразу узнать худшее.

— Еще неделю пробуду здесь… затем мы поедем в Кингспорт, в учебный лагерь. Я предполагаю, что нас отправят в Европу в середине июля… но точно еще не знаем.

Неделя… всего лишь еще одна неделя с Уолтером! Слишком юная и неопытная, она не представляла, как сможет жить дальше.

Когда они вошли в ворота Инглсайда, Уолтер остановился в тени старых сосен и привлек к себе Риллу.

— Рилла-моя-Рилла, в Бельгии и Фландрии были такие же милые и невинные девушки, как ты. Ты… даже ты… знаешь, какова была их участь. Мы должны сделать все, чтобы такое никогда, пока существует этот мир, не смогло повториться. Ты ведь поможешь мне?

— Я постараюсь, Уолтер, — сказала она. — О, я обещаю, что постараюсь.

И когда она прильнула к нему и уткнулась лицом в его плечо, ей уже было ясно, что все решено. Там и тогда она смирилась с этим. Он должен уйти на войну… ее прекрасный Уолтер с его прекрасной душой, мечтами, идеалами. И она всегда знала, что рано или поздно это случится. Она видела, что эта разлука приближается… приближается… приближается… как видят черную тень тучи, набегающую на солнечный луг, быстро и неотвратимо. Ей было мучительно тяжело, но вместе с тем в глубине души она испытывала странное чувство облегчения: прошла та чуть заметная боль, в существовании которой она не желала признаваться самой себе. Теперь никто… никтоне сможет сказать, будто Уолтер уклоняется от военной службы.

В ту ночь Рилла не спала. Вероятно, не спал и никто другой в Инглсайде, кроме Джимса. Тело растет медленно и постоянно, но душа растет стремительно и скачками. Она может достичь своего полного развития за один час. С той ночи душа Риллы Блайт была уже душой женщины — она обрела способность к глубоким переживаниям, силу и стойкость.