Рим должен пасть

Федор не спросил его имени, но по рангу тот просто не мог быть бедным и наверняка оброс связями среди командования легиона. И если бы захотел, то обоим рядовым корячился бы скорый триндец. Этот конник, наверняка, якшался и с Гнеем, и даже, скорее всего, с самим Марком Памплонием. Бордель-то, как выяснилось, был не из дешевых. В первый раз Квинт зашел сюда, чтобы похвастаться перед другом уровнем заведения. Даже последних денег не пожалел. А, обрадовавшись, что теперь обещал заплатить сам друг, затащил его сюда и во второй раз. Хотя морпехи могли бы легко отдохнуть где-нибудь и в три раза дешевле.

Но Федор не обижался. Комплексы вырвавшегося на свободу крестьянина, любившего отдыхать за чужой счет, ему не претили. В конце концов, если бы не Квинт, он внедрялся бы в местную жизнь гораздо дольше. Да и сам Чайка не брезговал выпить на халяву, если угощали. Кто же откажется от халявы? Хотя в глубине души он предпочитал пить на свои, чтобы не оставаться в долгу. Федор вообще не любил ни долгов, ни кредитов. Так уж был устроен. Долг — это рабство. Особенно в той жизни, куда он чудом попал.

Впрочем, расслабиться бывший сержант, а ныне рядовой морпех в категории armatura, все же успел. В перерывах между заходами, слушая стоны из-за стенки, даже поговорил с Фульвией по душам. Оказалось, что девчонке восемнадцать лет и ее продал сюда родной отец.

— Как это продал? — не поверил своим ушам Федор.

Они лежали на широкой кровати, прикрывшись невесомым покрывалом, и попивали терпкое красное вино. На дворе стояла глубокая ночь, в комнате же горело несколько свечей, разгоняя кромешный мрак.

— Вот так, — ответила Фульвия, и сержант ощутил, как она вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. — Взял и продал, когда мне исполнилось пятнадцать. Получил за меня хорошую цену от Манилия. Я оказалась лишним ребенком в семье.

— Как это лишним? — этот мир удивлял Федора все больше, и порою он чувствовал себя глупцом. — Разве бывают лишние дети?

— Конечно, бывают, — Фульвия состроила гримаску, а сержанту показалось, что она сейчас заплачет, — Когда ребенка не могут прокормить, в Риме его просто выбрасывают на улицу. Умирать. Там живет много людей, и каждый год рождается огромное количество никому не нужных девочек. Мне еще повезло, что в этот день по улице проходил Манилий, посетивший столицу. Он выкупил меня у моих родителей. Иначе я давно умерла бы с голоду.

— Какие же это люди? — пробормотал Федор. — Это звери какие-то. Разве же можно так… с детьми.

— У нас всегда так поступают, — шепнула девушка и удивленно обернулась к Федору, — это нормально. А у вас, что, не так?

Он помолчал некоторое время, затем нехотя сказал:

— Да всякое бывает, и детские дома переполнены. Но так, чтобы прямо на улицу детей выбрасывать — это нужно редким извергом уродиться.

Он допил вино, поставил чашу на столик и вскинулся, ощутив на себе взгляд. Фульвия пристально смотрела на него.

— А ты сам-то, Федр, откуда? — спросила она, отважившись. — Нам запрещено беспокоить… клиентов… вопросами, но все же…

— Да ладно, — махнул рукой Чайка. — Я издалека. С севера.

— Из Этрурии?

— Еще дальше.

Девушка снова посмотрела на него, но на этот раз в ее взгляде промелькнул испуг.

— Так ты галл?

— Что вы все заладили — галл, да галл! — разозлился он. — Боитесь вы, смотрю, этих галлов.

— Просто за границей Этрурии живут только галлы, — пролепетала девушка, протянула к нему руку и осторожно погладила по голове. — А ты высокий, выше римлян, и волосы у тебя светлые. Вот я и решила, что…

— Да не галл я, — перебил ее Федор. — За северными перевалами ведь не только галлы живут. За ними еще много народов обретается. И мой среди них.

Но вряд ли девушка что-нибудь поняла из его невнятных объяснений. Тогда он налил себе и ей еще вина. Осушил свою чашу залпом, заел сочным персиком. Фульвия пила осторожно, мелкими глотками.

— Послушай, а ты что — из самого Рима? — Федор опять завел разговор о прошлом.

— Да, — кивнула девушка, — но я уже почти забыла, как он выглядит. Помню лишь огромные площади и высокие каменные дома. Толпы людей в пурпурных тогах на каменной мостовой. А также множество колесниц, в которых разъезжают знатные граждане. Но я редко бывала в дорогих кварталах, мы с семьей жили на окраине, у самых крепостных стен. Наверное, потому мне этот блеск и запомнился. А еще я помню, у меня остались там две сестры и брат.

Федор не стал расспрашивать дальше. Фульвия и так сегодня пережила немало воспоминаний детства, а оно у нее выдалось, по сравнению с отрочеством самого Федора, просто ужасным.

После таких разговоров на близость его больше не тянуло. Неловко как-то получилось. Поэтому, несмотря на то, что купленный за бешеные деньги жетон позволял ему пользоваться красавицей еще неоднократно, он лег на спину и заснул. Не помешали даже непрерывные, громкие стоны из соседней комнаты. А когда лучи солнца, проникшие сквозь небольшое оконце, разбудили его, то легионер обнаружил у себя на плече маленькую головку.