Построившись, армии имели обыкновение выдвигать на переднюю линию самого смелого воина и посылать вызов на поединок храбрейшему противнику. .. Когда кто-нибудь принимал вызов, они начинали перечислять героические деяния своих предков и заявляли о своей отваге, в то же время оскорбляя противника, преуменьшая его заслуги и пытаясь подавить боевой дух.
Ливий писал об одном случае, когда кельтский воин спровоцировал римлянина принять его вызов с помощью простой уловки - показывая ему язык. Наконец римлянин рассмеялся, однако убил насмешника. Что касается боевого духа врага, то в подобном же столкновении степень веры кельта в могущество и расположение богов выразилась в полной утрате воином боевого духа, когда тому показалось, что прежде, чем грозно подлететь к нему, ворон сел на шлем римлянина. Боги битвы очевидным образом проявили свою волю, сопротивление было бесполезно, и с воином быстро расправились. В ирландских мифах Бадб (богиня сражения) и Морриган (царица тьмы) - обе проявляли себя в виде ворона или вороны.
Этот романо-британский рельеф изображает битву между римлянами и кельтами.
Безумие битвы и рукопашная схватка
Так как соответствующие воины сражались и побеждали или умирали на виду у армий, напряжение достигало новых высот. Воины не нуждались в дальнейшем подбадривании. Их охватывало безумие битвы. Таин (героико-эпическое сказание ирландцев VIII в.) содержит выразительное описание безумия битвы, охватившее Кухулина:
Тогда его охватило безумие битвы. Вы могли бы подумать, что каждый волосок на его голове пришел в движение, что каждый волосок охвачен пламенем. Он закрыл один глаз, пока он не стал шириной с игольное ушко, он открыл другой глаз, пока он не стал шириной с деревянный кубок. Он оскалил зубы от уха до уха и открыл рот, так что была видна его глотка.
Жестокость кельтских воинов была легендой. Они мчались вихрем и налетали на врага. Несмотря на безумную ярость воинов и их стремление встретиться с противником в ближнем бою, Тацит, оценивая битву при Моне Гравпии, говорит нам следующее:
Битва началась с метания снарядов. Бритты показали стойкость и ловкость, отражая удары наших копий своими огромными мечами или ловя их на свои небольшие щиты, в то время как сами обрушили на нас град дротиков.
Метнув дротик на близком расстоянии, кельтский воин пробивал дорогу во вражеских шеренгах, давил щитом, колол копьем или рубил мечом. Против других кельтов битва быстро превращалась в серию поединков. Однако против дисциплинированной, сражавшейся в сомкнутом строю римской армии кельтская тактика была малоуспешной. По своей природе яростная атака была лишена руководства. Если при первом бешеном натиске не удавалось одолеть противника или прорвать его линию обороны, вскоре начиналось безумие. Для сильно теснимых войск не было возможности отступить назад, их также не мог усилить резерв. Кодекс чести воина запрещал ему отойти назад и наблюдать, как другие завоевывают славу. Для него в исходе поединка было все или ничего. Ломкость кельтских войск и недостаток сплоченности делал границу между успехом и поражением очень зыбкой. Если происходил сбой в одной части боевого порядка, это могло вызвать быстрое распространение неуверенности и даже паники. Тацит, описавший битву при Моне Еравпии, замечает:
На стороне бриттов каждый вел себя соответственно своему характеру. Целые группы, хотя у них было оружие в руках, бежали перед уступавшим в численности противником, а где-то в другом месте невооруженные люди сознательно вступали в неизбежно смертельную схватку... и даже побежденные иногда вновь обретали свою ярость и отвагу. Если они достигали леса, то объединялись и использовали свое знание местности, чтобы устроить засаду на преследователей.
Нам трудно понять и оценить убеждения, которые заставляли воина вступать в бой и идти на смерть. В конце концов, это касалось вопроса личной чести, частично объяснимого общими обязательствами между патроном и клиентом и всепоглощающим желанием воина добиться авторитета и быть на хорошем счету у своих соратников и, возможно, у недругов.
Глава 11
ГЕРМАНЦЫ И ДАКИ
Кампании германцев и даков против Рима
Исторический фон