Читаем Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура полностью

Приходится говорить не просто о сдержанном отношении, но о преступлениях филэллинов против эллинов. Любопытно сравнить оценки историографии с фактами, приводимыми источниками. Разница между ними столь ошеломляющая, что возникает мысль: а читал ли историк сами источники?! Сципион, друг греческой культуры[1307], вёл в Сицилии эллинский образ жизни (Liv. XXIX.19), в то время как его же армия грабила и притесняла греков (Liv. XXIX.20). Он ничего не сделал для пресечения насилий своего легата в Локрах (Liv. XXIX.9) и «всё простил ему» (Liv. XXIX.16). Консул не принял прибывших с жалобами локров (Liv. XXIX.19), на их обиды «мало обратил внимания» (Liv. XXIX.21). Нет оснований думать, что он допускал сентиментальные соображения в свою внешнюю политику[1308]. И если так вёл себя действительно деликатный и хорошо воспитанный Сципион, то уж другие нобили…

Фламинин, человек греческой воспитанности, идеализировавший греков[1309] и восторженно относящийся к их культуре[1310], разграбил Эретрию (Liv. XXXII.16; Paus. VII.8.1) и Элатею (Liv. XXXII.24). Греколюбивый[1311] и гуманный римлянин[1312] хотел уничтожить всю Беотию (Liv. XXXIII.29) и до вмешательства ахейцев успел-таки совершить карательный поход на Коронею (Polyb. XX.7.3). Его действия не отличаются от поступков его предшественников, он охотно использовал террор, а его политику нельзя назвать новой или мягкой[1313].

В 188 г. до н. э. ту же политику сочетания «милости» и насилия проводил к этолийцам и ахейцам филэллин Нобилиор[1314]. Эмилий Павел, глубоко порядочный человек и филэллин, отдал Пидну на разграбление воинам (Liv. XLIV.45). Утверждение Д. Боудер, что он был не согласен с жёсткой политикой сената, разграблением Эпира и высылкой греков в Рим[1315], едва ли имеет основание. Ещё до эпирского погрома, предпринятого по приказу сената, он по собственной инициативе разграбил несколько греческих городов (Liv. XLV.27). Они «провинились» перед Римом и подлежали экзекуции, филэллинство Эмилия этому совершенно не мешало, он исполнил свой «долг» – так, как он его понимал. Это факты, которые нельзя отрицать. Они не подтверждают наличия сентиментальной филэллинской политики, играющей видную роль в концепциях Т. Моммзена, Т. Франка, Р. Хейвуда и многих других авторитетных исследователей.

В 212 г. до н. э. Марцелл, хотя и не филэллин, но «человеколюбивый от природы» (Plut. Marcel. X), учинил в захваченных Сиракузах страшные бесчинства (см.: Polyb. VIII.5–9) и вывез из города большую часть его украшений, чтобы показать их в триумфе и украсить ими Рим (Plut. Marcel. XXI; Liv. XXV.40).

Сама любовь римлян к греческому искусству стала бедой для греков. Фульвий вывез из храмов Амбракии всё ценное и даже статуи богов (Polyb. XXI.30.9; Liv. XXXVIII.43). Чего же было ожидать от других полководцев, типа грубого Муммия, не бывшего филэллином, зато отличавшегося приверженностью к традиционному мышлению? Разгромив в 146 г. до н. э. ахейцев, консул Муммий, «новый человек», не затронутый филэллинством, обрушил на Грецию репрессии, даже Т. Моммзен признаёт: «имели место позорные жестокости»[1316]. Легат Апустий в начале II Македонской войны уничтожил город Антипатрейю, в котором «omni militibus concessa» (Liv. XXXI.27.4). Впрочем, в сенате в любом случае большинство принадлежало представителям старой школы – реформаторов, как и филэллинов, было мало[1317].

Если все злодеяния филэллинов против эллинов всегда связаны с политикой, то их благодеяния обычно к ней отношения не имеют, являясь их личной и частной инициативой, будь то жертвы Фламинина храмам или «культурно-ознакомительное» турне Эмилия по Греции. Мнение Цицерона, что главная добродетель – безукоризненное исполнение обязанностей перед государством (De off. I.15) – отнюдь не пустая сентенция. Гражданин принадлежал не себе, а общине[1318]. Пока не началось падение нравов, традиционализм строго диктовал, каким быть «идеальному квириту».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука