Такой разнобой оценок легко объясним: любой исследователь вносит в свой труд присущие только ему взгляды, вкусы, симпатии, жизненный опыт, характер – всё то, что формируется генетически, воспитанием, окружающей средой и массой других привходящих обстоятельств. Воистину прав Цви Яветц, меланхолично заметивший: «В истории только хронология и география объективны, дух времени, оценка и выбор фактов в высшей степени субъективны»[1448]
.Попытаемся предельно объективно оценить друга, любовника и мужа Клеопатры. Антоний был красив, щедр, гуляка, весьма женолюбив и пользовался успехом у женщин (Plut. Ant. II; IV, IX). Но при этом Плутарх отмечает его хвастливость, высокомерие, большое самомнением, огромное честолюбие (Ibid. IV), и даже утверждает, что он был простак и тяжелодум (Ibid. XXIV). Возможно, эти оценки не вполне объективны, но недостатки у Антония, разумеется, были. Традиционное восприятие его старой историографией – «даровитый, хотя и легкомысленный человек»[1449]
. Все сохранившиеся изображения Клеопатры показывают: она была далеко не красавица. Однако она обладала шармом, умением подать себя и, как пишет Дион Кассий, «восхитительным голосом» (XLII.34). Считается, что на мужчину нежный чарующий женский голос почему-то действует гипнотически. Римляне, видевшие её, знали, что красотой и молодостью она уступала Октавии (Plut. Ant. LVII). Антония, падкого на пышность и внешний блеск, она покорила броским эффектом своего хорошо продуманного появления в Тарсе.Тарс действительно стал триумфом Клеопатры[1450]
. Проведя с триумвиром зиму 41–40 гг. до н. э. в Александрии, она ослепила его окончательно. На монетах Антоний изображался как преемник Цезаря и глава всей «цезарианской партии»[1451], ему было вдвойне лестно покорить царицу и в этом тоже стать преемником Цезаря, унаследовав не только его ауру, но и его женщину.В мотивации поступков Антония важно отметить вынужденность практически всех его действий на Востоке. Отрезав себя от Италии и Запада, он вынужден был всё глубже погружаться в Восток, пока не завяз в нём окончательно. Можно согласиться с мнением В.Н. Парфёнова: «Антоний должен был действовать по сценарию, соавторами которого были Октавиан и Клеопатра»[1452]
.Антоний нуждался в деньгах, войсках, флоте – всё это он мог бы взять в Египте силой, но осложнил бы себе последующую жизнь[1453]
. А царица могла дать ему всё это без войны, и сверх того – свои ласки. Заметим, что при длительных разлуках он не тосковал и не скучал по ней. Возможно, даже и не вспоминал.Запад был для него потерян – оставался Восток. С его помощью он надеялся вернуть Запад и объединить их под своей властью. Возможно, сначала Восток мыслился ему только средством для достижения поставленных целей[1454]
. Из Италии его вытеснили не только умелая политика Октавиана, но и собственные ошибки и недочёты Антония. Для него Восток был предпочтительнее Запада: в Италии жили ветераны Цезаря, которые контролировали триумвиров и при необходимости одёргивали их, а в Египте или Азии авторитарный Антоний чувствовал себя намного свободнее[1455], что больше подходило его натуре. Монархические устремления Антония[1456] здесь ни при чём, почтение, проявляемое к нему как к римскому триумвиру, он в силу некоторой наивности воспринимал как знаки уважения к себе лично. Импульсивный, увлекающийся и внушаемый, он был покорён тем, что его принимали как полубога, но – как и любого другого римского полководца[1457], за которым стояла мощь Римской державы.Восток был богаче Запада, деньги, собранные Антонием в восточных провинциях, он никогда бы не смог выбить из Италии[1458]
. Однако, сделав ставку на материальное, он проиграл морально: римляне не могли допустить, чтобы триумвир победил квиритов, опираясь на восточные полчища. Главная причина поражения Антония – не его «любовь к царице»[1459], а то, что он утратил связи с коренными римскими землями[1460], являвшимися основой и становым хребтом римского господства над миром. Октавиан, опирающийся на Италию, мог набирать в ней сколько угодно опытных испытанных воинов, у Антония отныне не было такой возможности[1461]. Восток без римских легионов был колоссом на глиняных ногах, а перед Италией был поставлен выбор: или рабство у Клеопатры, которая сделала своим рабом Антония, или приоритет интересов квиритов, защитником которых умело выставлял себя Октавиан[1462].