Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих

Можно было бы удивиться мужеству Гасдрубала, если бы его следующие поступки не поражали подлостью и трусостью. «Так, во-первых, когда прочие граждане умирали от голода, он устраивал для себя пиры с дорогостоящими лакомствами и своей тучностью давал чувствовать сильнее общее бедствие, – сообщает Полибий. – В самом деле, невероятно велико было число умирающих, не меньше было и количество перебегающих к неприятелю из-за голода. Потом, издевательством над одними, истязаниями и казнями других он держал народ в страхе и этими средствами властвовал над злосчастной родиной так, как едва ли бы позволил себе тиран в государстве благоденствующем».

Весной 146 года до н. э. римляне ворвались в Карфаген со стороны гавани. Сципион сразу же устремился к главной цитадели города – Бирсе. Наступая в ее направлении по трем улицам, римляне столкнулись с такими трудностями, что путь к Бирсе занял шестеро суток. Пространство около главной крепости Карфагена было занято шестиэтажными домами. Римляне врывались в жилища, с боем пробивались на крыши, затем перекидывали доски с одного дома на другой и таким образом продвигались к цели.

«В то время как эта война шла наверху, на крышах, другая развертывалась на узких улицах со встречными врагами. Все было полно стонов, плача, криков и всевозможных страданий, так как одних убивали в рукопашном бою, других еще живых сбрасывали с крыш на землю, причем иные падали на прямо поднятые копья, всякого рода пики или мечи» (Аппиан). Потери римлян в уличных боях были огромны, и тогда Сципион изменил тактику. Он приказал поджечь все три улицы, ведущие к Бирсе, и как только одна из них выгорит дотла, наступать дальше.

Пока огонь расчищал римлянам путь к сердцу Карфагена, они принялись разрушать ближайшие дома – «навалившись всей силой, валили их целиком. От этого происходил еще больший грохот, и вместе с камнями падали на середину улицы вперемешку и мертвые, и живые, большей частью старики, дети и женщины, которые укрывались в потайных местах домов; одни из них раненые, другие полуобожженные испускали отчаянные крики, – рисует страшные картины взятия города Аппиан. – Другие же, сбрасываемые и падавшие с такой высоты вместе с камнями и горящими балками, ломали руки и ноги и разбивались насмерть. Но это не было для них концом мучений; воины, расчищавшие улицы от камней, топорами, секирами и крючьями убирали упавшее и освобождали дорогу для проходящих войск; одни из них топорами и секирами, другие остриями крючьев перебрасывали и мертвых, и еще живых в ямы, таща их, как бревна и камни, или переворачивая их железными орудиями: человеческое тело было мусором, наполнившим рвы.

Из перетаскиваемых одни падали вниз головой и их члены, высовывавшиеся из земли, еще долго корчились в судорогах; другие падали ногами вниз, и головы их торчали над землею, так что лошади, пробегая, разбивали им лица и черепа, не потому, что так хотели всадники, но вследствие спешки, так как и убиральщики камней делали это не по доброй воле; но трудность войны и ожидание близкой победы, спешка в передвижении войск, крики глашатаев, шум от трубных сигналов, трибуны и центурионы с отрядами, сменявшие друг друга и быстро проходившие мимо, все это вследствие спешки делало всех безумными и равнодушными к тому, что они видели».

В первый же день Сципион столкнулся с еще одной помехой, которая существенно отвлекала внимание его воинов на пути к цели. «С наступлением дня, – рассказывает Аппиан, – Сципион вызвал 4 тысячи свежих воинов, которые, войдя в святилище Аполлона, где стояло его позолоченное изображение и его ниша, покрытая золотыми пластинками, весом в тысячу талантов, стали грабить и резали золото ножами, не обращая внимания на приказы начальников, пока не поделили добычи, и только тогда обратились к делу. В трудах у них прошло шесть дней и шесть ночей, причем римское войско постоянно сменялось, чтобы не устать от бессонницы, трудов избиения и ужасных зрелищ. Один Сципион без сна непрерывно присутствовал на поле сражения, был повсюду, даже питался мимоходом, между делом, пока, устав и выбрав себе какой-либо момент, он не садился на возвышении, наблюдая происходящее».

На седьмой день из переполненной Бирсы вышло посольство с просьбами о милосердии. Сципион согласился даровать жизнь всем покинувшим крепость, кроме перебежчиков. Тотчас же через узкий проход в стенах потянулись карфагенские воины, их жены, дети. Рабскую жизнь смерти предпочли 50 тысяч человек – это все, что осталось от 700-тысячного населения города. А 900 перебежчиков из римлян не могли надеяться на милость и укрылись на территории храма Асклепия. Вместе с ними находился Гасдрубал с женой и двумя малолетними детьми. «Они упорно продолжали сражаться, ввиду высоты храма, выстроенного на отвесной скале, к которому и во время мира поднимались по шестидесяти ступеням. Но когда их стал изнурять голод, бессонница, страх и утомление и так как бедствие приближалось, они покинули ограду храма и вошли в самый храм и на его крышу».