Рим или смерть

К ним подошли офицеры штаба Даверио, Сакки, Манара, капеллан Басси. Встали полукругом. Они молчали, но Розелли кожей ощущал их враждебность.

- Дайте мне пять тысяч, мы обойдем врага с фланга и к вечеру ворвемся в город, - горячо сказал Гарибальди, с надеждой глядя на Розелли.

- Я не позволю бездумно губить половину всей армии! - отчеканил Розелли. - Здесь вам не леса Уругвая, и воюют против вас не гаучо, а регулярные части отменной выучки.

- Гаучо воевали не против меня, а со мной, - ответил Гарибальди.

Розелли понял, что разговор принимает неприятный для него оборот. Вот-вот в спор вмешаются Даверио, Манара, - "бедный граф, как быстро он сам превратился в корсара", - и предугадать, чем все кончится, трудно.

- Вообще-то атаки на Веллетри я не исключаю. Разумеется, после тщательной рекогносцировки местности, - примирительно проговорил он. Однако поздно, скоро совсем стемнеет. Утро вечера мудренее, завтра и обсудим план дальнейших действий. - Он внушительно поглядел на Гарибальди. - А пока прикажите выставить посты и создать позиции для артиллерии. Я буду ночевать в доме старосты. - И он направился вниз, в селение, сопровождаемый адъютантом.

Гарибальди угрюмо смотрел им вслед.

- Да, послал нам господь командующего! - вздохнул Сакки.

- Господь тут ни при чем, - отозвался Уго Басси, - его назначил триумвират.

- Скажите лучше - Мадзини. И Саффи, и Армеллини ему в рот глядят, ответил Сакки. - Мадзини же в военном деле ни шиша не смыслит. Уверен, повоюй он вместе с этим чванливым бездарем хоть день, сместил бы его с треском.

Гарибальди молчал. Он знал одно - пока Розелли будет составлять планы и накапливать силы, враг уйдет.

Так оно и случилось. Когда утром берсальеры Манары вошли в город, они взяли в плен... четырех часовых, которых генерал Ланца оставил на крепостной стене. Они встретили берсальеров дружным криком: "Не стреляйте, не стреляйте! Мы сдаемся!" Главные силы неаполитанцев ночью незаметно оставили Веллетри. Солдаты сняли сапоги, офицеры - ботинки, обвязали копыта лошадей тряпьем и удрали, бросив все боеприпасы и снаряжение. Едва верховой гонец донес об этом Гарибальди, тот ринулся преследовать врага, не отступавшего, а просто удиравшего к морю, под защиту кораблей своего флота.

Еще немного - и Сицилия, а затем и Неаполь будут освобождены и соединятся с Римом, радовался Гарибальди. Впереди их ждут нелегкие бои, но от разгрома врагу не уйти.

Сицилию и Неаполь он освободил от власти бурбонов лишь одиннадцать лет спустя. А сейчас, на пути к порту Террачина, его настиг приказ Мадзини - тот отзывал Гарибальди в Рим. Австрийцы уже подходили к Анконе, грозя взять Рим в кольцо осады, французы хоть и не начинали пока военных действий, но и мирного соглашения не заключали. Тянули время. В эти тревожные для республики дни Гарибальди нужен ей, как никогда. Об этом Мадзини писал ему в теплом, пространном, на четыре густо исписанные страницы, письме. Что ж, он рад - наконец-то Мадзини оценил его по достоинству. Но уж теперь он, как только вернется в Рим, поставит триумвират перед выбором - либо предоставить ему полные военные полномочия, либо разрешить сражаться простым солдатом.

Глава восьмая

ПРЕДАТЕЛЬСКИЙ УДАР

После поражения революции для Франции настали черные дни. Лавирон, недавно еще гражданин Франции, а теперь эмигрант, защищавший Рим от соотечественников, не зря жаловался тогда Герцену: "Падение, падение, мелкость во всех, во всем".

13 мая все того же бурного, 1849 года, состоялись новые выборы во французское Национальное Собрание. Очень важные выборы - от их исхода зависела судьба двух республик сразу, Французской и Римской. Если победят правые, Луи Наполеон в союзе с самыми злобными церковниками, этот тщеславный, обуреваемый жаждой власти пигмей вскоре свергнет республику во Франции, а генерал Удино нападет на Рим. Ведь он спит и видит, как бы смыть позор недавнего поражения. Если же одержат верх левые, Французская республика устоит, а Рим заключит с ее посланником Фердинандом Лессепсом почетный мир. Такова была цена победы одних и поражения других.

Победили правые. Крестьян, составлявших большинство избирателей, они запугали, будто левые хотят отнять у них землю, и те проголосовали за Луи Наполеона. Рабочие же, ремесленники, студенты перестали верить щедрым на посулы либералам, надоело их краснобайство, не подкрепленное делами. Они отдали свои голоса крайне левым - монтаньярам. Вот только из семисот пятидесяти депутатов в новом Национальном Собрании монтаньяров было всего треть. Зато это были не расчетливые политиканы, а люди, готовые защищать республику до конца. Стоял во главе монтаньяров Ледрю-Роллен, близкий друг Мадзини. Он прямо заявил: нового нападения на Рим мы не потерпим. Мадзини, после выборов испытывавший чувство уныния и горечи, снова воспрянул духом. Он верил, не мог не верить - в эти трудные для Римской республики дни Франция уже не будет среди ее врагов. Особенно его радовало, что переговоры с Лессепсом проходят успешно.