Рим: история города

На фризе Август чуть выше остальных фигур — высокое положение, которое он разделяет только с Агриппой. Однако, по иронии судьбы, в отличие от своего друга, Август практически безлик: его черты едва проступают на мраморной поверхности. Тем не менее можно сказать, что весь монумент отражает его облик и воплощает самое знаменитое его высказывание: «Я принял Рим кирпичным, а оставляю его мраморным» («urbem lateritiam invenit, marmoream reliquit»).

Довольно трудно оценить реальность этих гордых слов при посещении Палатинского холма. На нем, как полагают, находятся руины дома, в который Август переехал с римского Форума. Но тут возникает путаница: дом, который император купил у знаменитого оратора Гортензия, традиционно именуется «домом Ливии», а соседний — вы, вероятно, уже догадались — «домом Августа». Ни тот, ни другой дом не дает случайному посетителю представления об элегантности аристократического жилища раннего принципата. Однако внутренние фрески (все еще в сохранности, однако посетителям без особого разрешения их не показывают) — работы высочайшего качества, они олицетворяют собой зрелый период так называемого второго стиля римской настенной живописи. В небольшое пространство втиснулись три храма (два старых — храм Великой Матери Кибелы и храм Виктории, а также новый храм — Аполлона, покровителя Августа). Здания стоят рядом с бережно сохраняемой лачугой времен железного века, в которой якобы пастух Фаустул вырастил Ромула и Рема (после того как волчица сделала свое дело). Здесь мы знакомимся со словом «дворец», поскольку последующие императоры Рима считали Палатин своей резиденцией.

Как и все правители до и после него, Август заботился о своем официальном имидже. Самым живучим из всех его скульптурных портретов оказалась статуя, обнаруженная в руинах виллы Ливии, возле городка Прима Порта, в восьми милях к северу от Рима. Элизабет Бауэн, испытав трудности в общении с римскими женщинами, явилась на археологические раскопки: «Я посетила Прима Порта. Мы с подругой и ее аристократическими собачками цвета какао вскарабкались по склону холма к вилле Ливии. Вот такая картина: две женщины, наносящие утренний визит третьей, ушедшей (хотя и не совсем)».

Статуя Августа стоит теперь в так называемом «Новом крыле» музея Ватикана (пристроено в 1817 году!). Император изображен уже пожилым, хотя его лицо отражает черты характера, которые в молодости позволили ему быстро подняться по ступеням власти. Чувствуется влияние Поликлета, величайшего скульптора классической эпохи. Поза модели и ее идеализация отвечают политическим целям и напоминают портреты Александра Великого и его последователей. Но статую отличает не только политический характер: как и Алтарь Мира, памятник восхваляет администрацию и ее достижения.

На кирасе Августа изображено поворотное событие режима: возвращение в 20 году до н. э. римских штандартов, захваченных парфянским царем за тридцать три года до этого события. Сражение при Карах, где были потеряны римские орлы, а Марк Красс убит, явилось одним из самых унизительных поражений, когда-либо испытанных римской армией. Дипломатия и кампании Августа на востоке империи принесли плоды вместе с пропагандистским возвращением символов военной мощи. Это было настоящее достижение. Статуя Августа — не только пример художественной манипуляции историческим событием ради политической цели. Это своего рода отправной пункт для тех, кто придал Вечному городу собственные черты.

Лица и косметические подтяжки

Римский нос знаменит и типичен. Он бросается в глаза. Приезжие, которых, подобно мне, поражает такая внешность, с трудом удерживаются, чтобы не глазеть на людей, которые встречаются им на улицах и в транспорте. Сами римляне таким грехом не страдают. Здесь я не схожусь во мнении с вдумчивым и умным коллегой, который рассказал о первом и сохранившемся у него впечатлении. Его удивили лица и в особенности глаза тех, кто ехал из аэропорта в метро. Куда бы он ни посмотрел, тут же ловил на себе упорные взгляды. От моего друга ускользнуло то, что внимание римлян, возможно, было вызвано его привычкой говорить так громко, что все головы немедленно обращались в его сторону. Проще говоря, римляне выказывают мало интереса к тому, как выглядят другие люди, потому что слишком озабочены собственной наружностью. Это не значит, что они не замечают красоту (или уродство) вокруг себя, однако прежде всего они поглощены собой.