Рим: история города

Это все мелочи, по сравнению с тем, каким было задумано здание. Оно стояло на платформе, и к ней вели четыре широкие мраморные ступени. Площадь перед зданием была намного просторнее нынешней пьяццы. Наружные стены храма были облицованы белым мрамором, добытым у горы Пентелик. У фронтона отсутствуют бронзовые украшения и — что еще более трагично и возмутительно — нет бронзовых балок, поддерживающих крышу портика. Их сняли по приказу папы Урбана VIII (Барбе-рини) в 1626 году. Этот акт вандализма, вызванный необходимостью в пушках для папской крепости, стал основанием для латинской остроты: «quod non fecerunt barbari, fecerunt Barberini» — «то, чего не сделали варвары, сделал Барберини». Папа Урбан оскорбил и Пантеон: приказал Бернини по обе стороны крыльца возвести две башни с куполами. Башни прозвали «ослиными ушами», и до наших времен они не дошли. Представители королевской Савойской династии хотели быть погребенными в настоящем римском соборе, не испорченном «модернизацией» XVII столетия.

Распространен миф, будто понтифик Барберини хотел снять бронзу с Пантеона для возведения балдахина над алтарем в базилике Святого Петра. Так снова в народном воображении объединились два здания. Джон Мильтон навещал Рим в конце 1630-х годов, английская католическая колония оказала ему сердечный прием, несмотря на существовавшие между ними острые религиозные противоречия. В Риме он создал свою самую знаменитую поэму «Потерянный рай». Похоже, то, что поэт увидел на строительстве базилики Святого Петра, вдохновило его на описание дворца Пандемониум. В поэме в этот дворец со своими приспешниками явился Люцифер после того, как его изгнали с небес. Сравнение с пчелами, которое использует Мильтон при появлении демонов в их новом доме, прямо намекает на герб семьи Барберини с изображением пчелиного роя, как и на созданный Барберини пресловутый балдахин с бронзовыми пчелами. В криминальном романе Майкла Дибдина «Заговор» автор по ходу дела сообщает нам сведения относительно мрачного прошлого собора. Первое преступление инсценировано как самоубийство. Жертва прыгает с галереи собора на скользкий мраморный пол. Дибдин тоже совершает интеллектуальный прыжок: проводит параллель между базиликой Святого Петра и миланской галереей Виктора Эммануила XIX века. Но это другая книга…

Итак, повторю: существует определенное сходство между Пантеоном, некогда храмом «всех богов, то есть демонов», и его соперником — базиликой Святого Петра. Оба здания использовались для того, чтобы править, и оба прикрывались маской храмов. На протяжении столетий Рим ловко рассуждал о духовной чистоте, а потом отдавал эту чистоту в грязные лапы политиков. Однако мы не обманываемся и не без удовольствия следим за такими попытками. Если сомневаетесь, постарайтесь, чтобы вам не понравился Пантеон.

Глава четвертая Ранняя церковь Мавзолей Константины

Переход от язычества к христианству — точка, в которой античный мир прямо соприкасается с нами. Мы — наследники его умозаключений…

Робин Лейн-Фокс. Язычники и христиане

Новость, обрушившаяся с экранов итальянских телевизоров и первых полос некоторых газет в 1999 году, казалась сбывшимся сладостным сном редактора. В ней смешались физическое насилие, религия (само собой, католическая) и секс. До Рима дошло сообщение, что арестованные священники китайской Римской католической церкви подвергаются сексуальным издевательствам. В их тюремные камеры пустили проституток, и все, что там происходило, фиксировалось камерами наблюдения. Рассказ иллюстрировали коллажи из фотографий: восточные девушки, танцующие топлесс на высоких каблуках, и с трудом передвигающийся престарелый папа Иоанн Павел II (1978–2005), словно бы вышедший из камер несчастных священников.

Средства информации выдали еще одну историю — о старом священнике из Витербо. Это городок к северу от Рима. Во время одинокой прогулки по сельской местности старик заболел. Рассказывали, что неземная фигура в белом одеянии указала поисковой партии, облетавшей местность на вертолете, где искать священника. Старик пришел в себя в современной больнице, и собравшиеся вокруг него медики и журналисты услышали, как он пробормотал: «Un miracolo, vero!»[21] Узловатые пальцы перебирали четки.