Рим: история города

Восхождение Джамбаттисты Памфили к папству в некотором отношении абсолютно традиционно для XVII века. Он родился в Риме 7 мая 1574 года, учился в только что созданной Римской коллегии. Это учебное заведение появилось в результате образовательной реформы Тридентского собора. Оплачивал учебу богатый родственник, что позволило Джамбаттисте Памфили стать доктором права. Совершенно очевидно, что родственные связи — дядя или племянник — очень важное обстоятельство в истории папства. За работой в римской курии последовала длительная служба (1604–1621) в качестве судьи Священной римской роты, высшего папского апелляционного суда. Затем карьера Памфили сместилась в дипломатическую сферу: папа назначил его нунцием в Неаполь, после чего вместе с одним из родственников Урбана VIII (Камилло Барберини) он вошел в Священную коллегию кардиналов. В 1625 году Памфили играл ведущую роль в дипломатических представительствах во Франции и Испании. Папа подтвердил свое доверие тем, что назначил его нунцием в Испанию в особенно деликатное время. В 1627 году он получил кардинальскую шапку, хотя, по политическим причинам, об этом назначении стало известно лишь в 1629 году.

В 1618 году началась Тридцатилетняя война, возросло противостояние между Габсбургами, в сферу влияния которых входили Священная Римская империя и Испания, и французской короной, именем которой фактически правил кардинал Ришелье. Обстановка требовала тонкой дипломатии. Будучи пастором всех католиков, Урбан хотел, чтобы его считали нейтрально настроенным к схватке Франции с Испанией, хотя в действительности он явно сочувствовал Франции. Шаг в сторону Испании, назначение кардинала нунцием в Мадрид, стал возможен лишь ввиду неприемлемого намерения Ришелье заключить союз с протестантской Швецией. В 1631 году это было шоком. Спустя десять лет, когда европейская война все еще продолжалась, 15 сентября 1644 года Памфили избрали преемником Урбана. Конклав решал вопрос 37 дней, что ясно указывает на реакцию Священной коллегии, недовольной тем, что папа Барберини оказывает поддержку Франции. К счастью для Памфили и его прогабсбургских сторонников, вето кардинала Мазарини, сменившего Ришелье, пришло из Парижа слишком поздно, и выборы состоялись.

Римляне верят, что есть странные закономерности, позволяющие предсказать исход папских выборов. Говорят, что худощавый папа приходит на смену толстяку, и так же соблюдается чередование папских имен в зависимости от того, содержат ли они букву «р». Насколько я могу судить по портретам, Урбан VIII и Иннокентий X были примерно одинаковой, вполне обычной для сановника XVII века комплекции. Примета относительно буквы «р», правда, подтвердилась. И хотя Иннокентия X часто обвиняли в том, что он, в отличие от своего предшественника, медлил с принятием решений, после выборов новоиспеченный папа времени не терял и наказал крайне непопулярных родственников Барберини. Он арестовал их и организовал комиссию, которая должна была расследовать источники их богатства. Однако главный сторонник семейства Барберини стал оказывать на Иннокентия политическое давление и настаивать на освобождении родичей. Иннокентий не назначил кардиналом никого из этой семьи, посчитав, что никто из них не обладает достаточными способностями. Он стал первым папой, доверившим Секретариат верному коллеге — Фабио Чиги, позднее наследовавшему ему в качестве Александра VII (1655–1667).

Тем не менее Иннокентий не смог избавиться от обвинений в семейственности и в подверженности женскому влиянию. Обвинение имело отношение к капризам его невестки, донны Олимпии Маидалькини, которая, если верить слухам, была еще и его любовницей. Этой эффектной даме удалось трижды выйти замуж, последовательно за наследников трех аристократических римских семей: Альдобрандини, Боргезе и, наконец, Памфили. С каждым вдовством ее состояние значительно возрастало. В соответствии с укоренившимися в обществе женоненавистническими традициями исследователи папства постоянно представляли ее в виде мегеры «с ненасытными амбициями и алчностью», утверждали, что влияние ее было «мрачного свойства» (Дж. Келли). Почему ее влияние было более мрачным, чем, скажем, у пятнадцатилетнего сорванца, которого Юлий III (1550–1555) подобрал на улице Пармы и сделал кардиналом, объяснить трудно. Быть может, дело все-таки в том, что она женщина? Возможно, возмущение Олимпией говорит больше о комментаторах, нежели о самой Олимпии. Ее строгий, анахронично суровый бюст стоит в коридоре дворца Дориа-Памфили неподалеку от кабинета Иннокентия X. Скульптура, несомненно, отражает черты решительной женщины, но ее родственник-папа, по крайней мере в том виде, в каком изобразил его Веласкес, ни в чем ей не уступает.