Рим: история города

Если папские римские семейства смотрели на новых герцогов и графов свысока, то, когда появились претенденты на императорское достоинство, обо всем позабыли. В 1950-е годы известной фигурой городских салонов был некто, называвший себя его императорским величеством Лаварелло Ласкарисом Комнином, порфироносный наследник норманнов и Палеологов. Его главный соперник на византийский «римский» трон имел некоторое, хотя и сомнительное преимущество — он был самым популярным артистом-комиком в истории Италии. Антонио де Куртис, известный под прозвищем Тото, был чем-то средним между Стэном Лорелом и Бастером Китоном, странно выглядела на его лице с челюстью щелкунчика благодушная улыбка в ответ на глубокие реверансы светских дам, признавших в нем византийского принца, порфироносного потомка Константина Великого[37].

Итальянцы, даже современные, проявляют симптомы довольно старомодной страсти и уважения к титулам, что идет вразрез с бесклассовостью общества. Я лично был свидетелем перемены в обращении телефониста, узнавшего, что его собеседница — contessa[38]. В общем смысле статус дает образование, и к людям обращаются в зависимости от полученной ими квалификации. Любого выпускника вуза величают dottore, даже если тот не добился ученой степени, а если он сдал государственные экзамены и сделался квалифицированным преподавателем, то он уже professore. Специалистов, работающих в промышленности, уважительно называют ingegnere, а бухгалтера величают не иначе, как ragioniere. Кажется невероятным, чтобы в англоговорящих странах слово «инженер» вызвало особое уважение. Размышляя о либеральной раздаче титулов в новом королевстве, Виктор Эммануил однажды заметил, что не может отказаться от двух вещей: сигары и знаков рыцарского достоинства. Излишне говорить, что на старую римскую аристократию не произвели впечатления новые титулованные особы, а титулы продолжали раздавать вплоть до последних часов монархии. По пути в ссылку, после плебисцита, утвердившего в послевоенной Италии республиканское правление, Умберто II раздал титулы своим сторонникам. Так называемые графы Чампино (Умберто вылетел в Кашкаиш с аэродрома того же названия), жестоко осмеянные прессой, тем не менее настаивали на своих новых титулах.

Луиджи Бардзини в книге «Итальянцы» показывает, как римской аристократии удалось выжить и стерпеть все эти перемены. Он отмечает, что старинные римские дворцы не представляют собой закрытые территории, напротив, публика приходит к их фонтанам, а иногда аристократы позволяют устраивать у себя популярные овощные рынки. В XX веке бедняки из района Рипетта регулярно пользовались красивым фонтаном палаццо Боргезе. Соседи, даже самые бедные, могли являться, когда хотели. В таком поведении есть снисходительность, которая может обидеть, если не оскорбить тех, на кого она направлена. Даже если это так, подобное отношение создает в городской среде специфическую семейную атмосферу. Бардзини пишет:

Невозможно отделаться от архитектурного императива, который столь настойчиво вызывает воспоминания, навязывает стиль жизни, вкусы, специфическое умение совместного проживания, так что даже иностранцы начинают чувствовать себя по-другому, прожив в наших городах короткое время.

Роберт Рэнси, архиепископ Кентерберийский, в 1989 году нанес официальный визит в Ватикан папе Иоанну Павлу II, и в ответ на гостеприимство курии воспользовался любезным разрешением князя и княгини и устроил ответный прием в частных апартаментах палаццо Дориа-Памфили. Будучи студентом, приехавшим в порядке обмена в англиканскую церковь Рима, я несколько удивился и очень обрадовался, когда меня туда пригласили. Хотелось взглянуть на один из лучших римских дворцов, к тому же нельзя было упустить возможность увидеть «черную знать» в «домашних условиях». Вход во дворец был с Корсо, я поднимался по пологим мраморным ступеням широкой лестницы. Внизу стояли лакеи в ливреях, направлявшие гостей наверх. Их встречала принимающая сторона, выстроившаяся вереницей на лестничных ступенях: к архиепископу присоединились директор Англиканского центра в Риме и его супруга, Говард и Селия Рут (центр занимал довольно тесные помещения в верхнем этаже дворца, опять-таки благодаря «любезному разрешению…»). В конце стояли князь и княгиня: он — маленький, с добрым лицом и умными глазами, почти застенчиво глядевший на гостей; она — статная и прямая, с сумочкой, пристегнутой к руке (британские аристократы наверняка причислили бы ее к «истинному свету»).