Но на практике данная цель превращалась в утопию. Начнем с того, что некоторые соседи могли сопротивляться — иногда удачно, и конфуз, случившийся с Варом, не мог не утихомирить отчасти амбиции. Вдобавок средства отнюдь не были неограниченными, к тому же высшая власть никогда не слышала о Сибири или Конго. Наконец, определенные территории не представляли никакого военного, экономического или другого интереса. Таким образом, можно согласиться, что в спокойные времена Рим выбирал оборонительную стратегию. Но из этого правила нужно сделать два исключения. С одной стороны, время от времени происходили случаи агрессии, а нам известно, что каждому завоеванию предшествовало создание одного или нескольких легионов, поэтому, обращаясь к таблице, посвященной учреждению данных боевых единиц (с. 33), легко проследить частоту таких предприятий. Впрочем, известно, что даже после 14 г., немало императоров следовали в русле воинственной политики. Приведем только наиболее характерные случаи, Калигулы (Мавретания), Клавдия (Британия), Траяна (поход против даков, арабов и парфян), Марка Аврелия и Септимия Севера (опять же на Востоке).
С другой стороны, уважение по отношению к другим не мешало римским военным проводить превентивные и карательные операции. Соседи римлян находились под неусыпным контролем, и предупреждение потенциальной угрозы всегда казалось наилучшим способом обеспечить собственную безопасность. Принимая во внимание то, что предполагает империализм и что навязывает реальность, мы постараемся определить стратегию Империи антитезой: лучшая защита — нападение.
Эволюция концепций
И все же за три столетия прослеживается определенная линия развития стратегии. Ее видоизменение было подвергнуто исследованию в двух трудах7
по стратегии Рима. В одном из них автор исходит из анализа стратегии в целом, другой — из конкретного материала Иберийского полуострова.Так, Э.Н.Латтвак определяет Римскую империю на начальном этапе существования с «гегемонистской» позиции, иными словами, все территории в ней были разделены на три группы: первые находились под прямым центральным правлением, вторые — под дипломатическим контролем и третьи — просто под влиянием Империи. П. Ле Ру, со своей стороны, полагает, что с приходом Юлиев—Клавдиев наступает время «экспериментальной армии». Тогда наиболее мобильные подразделения были расположены на границах, хотя иногда вдали от них. В Галлии основание лагерей в Ар лене близ Суассона, в Олнэй (Сентонж), да и в Мирбо рядом с Дижоном, относящихся к эпохе Флавиев, демонстрирует, вероятно, желание контролировать внутренние части Империи и стремление не слишком подвергать легионы риску нападений и ударов неприятеля. Дунай также был хорошо защищен издали; равным образом в Африке III Августов легион не соседствовал бок о бок со своими потенциальными врагами. Система клиентских государств дополняет сдерживающую роль солдат.
Но в эпоху Флавиев, по определению П. Ле Ру, намечается и переход к «постоянной армии»: римские войска принимают оседлый образ жизни и подтягиваются к границе, которая отделяет римский мир от варварского. Постепенно вырисовывается двойной путь развития. С одной стороны, происходит переход от «империи-гегемона» к «империи территориальной» (Э.Н.Латтвак), поскольку последние области, находившиеся под дипломатическим влиянием или контролем, мало-помалу подчиняются режиму прямого управления. С другой — создается система «превентивной защиты»: римские солдаты не только становятся лагерями на границе, но еще и строят в варварских землях дороги, вдоль которых располагаются аванпосты и караульные башни. Таким образом, во II в. после «прощупывания почвы» командование берет на вооружение «научную» защиту, а стратегия, вслед за Э.Н.Латтваком, может быть определена как «преклюзивная» — «преграждающая» (устраняющая); в Испании же находится «миротворческая армия» (П. Ле Ру).
Но с наступлением кризиса III в. ситуация снова изменяется. Высшие крути принимают преимущественно оборонительный подход: аванпосты часто покидаются, и гарнизоны снова отводятся внутрь границ («глубинная защита», по определению Э.Н.Латтвака). Отсутствие воображения создает впечатление «неподвижной армии» (П. Ле Ру). Фактически боевые единицы более не перемещаются, разве что ради попытки закрыть брешь, но инициативу они потеряли.