Римская империя. Рассказы о повседневной жизни

Помпей растерялся в этой сумятице и порой отдавал совершенно противоречивые приказания. Наконец он издал приказ, в котором говорил, что он видит везде один только беспорядок, что он больше так вести дела не может и приказывает всем немедленно вместе с ним покинуть Рим, а кто останется, будет считаться изменником, предавшимся Цезарю.

Великий страх, уже давно охвативший всех, возрос теперь до безумных размеров. Сами консулы, забыв свои обязанности, покинули Рим, оставив там государственную казну. Все сенаторы, знать и даже люди торговые – все, кто видели в Помпее свою защиту, кинулись вслед за ним из города. Когда Лукцей уезжал, бросив даже в суматохе на произвол судьбы свою библиотеку, то в воротах города стояла такая давка, что Лукцей считал себя заранее погибшим. Повозки с людьми и кладью, люди на лошадях, пешеходы – все это смешалось в одну массу, и с криками рабов, проклятиями господ и плачем детей стремилось вон из великого города.

После отъезда Помпея и всех его единомышленников Рим жил в ожидании грядущих событий. Там остались явные друзья Цезаря, ждавшие с нетерпением его прихода, или те, которые в равной степени боялись и Помпея и Цезаря и поэтому оставались на месте, ожидая событий. Но они трепетали, ожидая, что с приходом Цезаря начнется господство военщины, пойдут казни и конфискации имуществ. Тайком, по ночам собирались они друг у друга и обсуждали, как им быть, как спастись от беды. Александр часто бывал на этих собраниях, видел встревоженные лица, слушал бесконечные томительные разговоры купцов и подрядчиков о пошатнувшихся делах, о больших убытках. Все втихомолку проклинали и Цезаря и Помпея, помышляя только о том, чтобы спасти свои доходы, а то, пожалуй, и свои головы. И чем чаще приходили известия об успехах Цезаря, тем беспокойнее становились лица этих людей, и заглушенные их голоса переходили в шепот, словно они боялись, что кто-то подслушает их. Да и не без причины они волновались. Римская толпа становилась смелее с каждым днем. Мастерские закрывались, постройки приостанавливались, и рабочие, свободные от работ, целыми днями толпились на улицах. С ними вместе были и рабы, господа которых покинули Рим. Не по ночам и не при факелах, а при радостном свете весеннего солнца толпился теперь на улицах народ, жадно ловя приходящие слухи о победах Цезаря. Все громче и уверенней говорили ораторы о восстановлении народных прав, о падении господства богатых и знатных. Немудрено, что людям позажиточнее казалось страшным выходить на улицу. Не любил попадать в толпу и Александр.

Однако приходившие слухи, вопреки ожиданиям, начинали все больше успокаивать одних и разочаровывать других. Говорили, что Цезарь не вводит нигде никаких новых порядков, оставляет всем их дома и имущество, не объявляет никакого прощения долгов. Те, кому эти слухи были по душе, не решались верить, а кому они не нравились, истолковывали их по-своему и продолжали ждать больших перемен.

IV

Через два месяца после отъезда Помпея Цезарь явился в Рим. После долгого перерыва был созван сенат. Опять, как и на последних собраниях при Помпее, половина скамей пустовала. Но на этот раз отсутствовали как раз те, которые в те времена здесь говорили и повелевали. Не явились даже и некоторые из тех, которые остались в Италии, но считали ниже своего достоинства идти на примирение с Цезарем или, может быть, боялись показаться ему на глаза. Собравшиеся в небольшом количестве сенаторы чувствовали себя неловко. Все стыдились смотреть друг на друга. Каждому казалось, что другой называет его в душе изменником.

Цезарь вошел быстро и уверенно, приветствовал сенаторов и, окинув их своими живыми черными глазами, сразу приступил к делу. В коротких словах напомнил о прошедших событиях, он указал, что теперь предстоит борьба с изменниками государству, которые бежали на Восток. Он дал понять сенаторам, что обстоятельства времени требуют, чтобы ему была предоставлена чрезвычайная власть. Закончив речь словами об опасности государству и славе отечества, Цезарь ждал, что сенаторы сейчас же исполнять его желание. Но один из них, Сульпиций Руф, заговорил о том, что хорошо было бы прекратить войну. Другие нерешительными голосами одобряли его слова. Цезарь внимательно слушал Сульпиция, но его до сих пор спокойные глаза начинали загораться недобрыми огоньками. Однако, хорошо владея собой, Цезарь дослушал речь до конца и немедленно предложил, чтобы кто-нибудь из сенаторов отправился к Помпею для переговоров о мире. Сенаторы, не в силах скрыть своего волнения, со страхом отказались от этого плана, так как явиться в лагерь Помпея означало для них идти на верную смерть.

Цезарь не желал делать никаких новых предложений. Сенаторы пребывали в нерешительности, но явно не желали давать Цезарю больших полномочий. Тогда Цезарь распустил собрание и немедленно покинул зал заседания.