Читаем Римская история полностью

90. Сказав это, Цензорин замолчал. И так как карфагеняне, пораженные его словами, не ответили ничего, он прибавил: "Что нужно было сказать, убеждая и утешая вас, сказано; приказание же сената должно быть выполнено и выполнено немедленно. Итак, идите: ведь вы все-таки еще послы". Так он сказал, они же, удаляемые служителями, предвидя, что будет сделано карфагенянами, вновь попросили разрешения говорить. Вновь допущенные, они сказали: "Мы видим неумолимость приказания; ведь вы не даете нам даже права отправить послов в Рим. У нас нет надежды еще раз прийти к вам: мы будем убиты карфагенянами, прежде чем закончим нашу речь. Мы просим вас не за себя (мы готовы перенести все), но еще раз за самый Карфаген; может быть, он, пораженный страхом, сможет подчиниться своему несчастью. Поставьте около него корабли, пока мы пойдем отсюда сухим путем, чтобы, и видя и слыша, что вы приказываете, они это перенесли, если только могут. Мы попали в такое безвыходное и бедственное положение, что сами заклинаем вас двинуть корабли против нашего отечества". Сказав это, они ушли, Цензорин же, двинувшись с двадцатью пентерами, стал на якорь около города. Из послов часть разбежалась во время пути, но большинство молча продолжало путь.

91. Карфагеняне же — одни смотрели со стен, ожидая, когда придут послы, и негодовали, что они так медлят, и рвали на себе волосы; другие же пошли навстречу подходящим, не имея больше сил ждать и побуждаемые желанием скорее узнать результат. Видя суровое выражение приближавшихся, они били себя в лицо и обращались с вопросами, одни ко всем вместе, другие же отдельно к каждому, если кто был дружен или знаком с кем-либо из них, хватая его и расспрашивая о случившемся. Так как никто не отвечал, они застонали, как бы предчувствуя явную гибель. Бывшие на стене, услышав это, застонали вместе с ними, ничего еще не зная, но как при явном и большом несчастье. Около ворот они едва не задавили послов, бросившись к ним целой толпой; они их едва не растерзали, но послы сказали, что прежде им надо встретиться с советом старейшин. Тогда только одни расступились перед ними, другие же пошли вслед, обуреваемые желанием скорее все узнать. Когда они вошли в здание совета, старейшины удалили остальных и одни заседали среди своих, толпа же стояла вокруг здания. Послы сначала объявили приказание консулов, и тотчас в совете поднялся вопль, и народ, стоявший снаружи, также завопил. Затем, когда послы перешли к тому, что возражали они, защищаясь и прося и убеждая разрешить им отправить послов в Рим, в совете вновь наступило глубокое молчание; все ожидали, желая узнать, чем все кончилось; и народ также молчал. Когда же они узнали, что даже отправить послов им не разрешили, они, горько плача, подняли вопль, и народ ворвался к ним.


92. И тут начались несказанные и безумные стенания; так, говорят, менады в вакхическом исступлении произносят дикие, нечеловеческие речи. Одни стали мучить и терзать, как виновников этого коварства, тех из старейшин, которые внесли предложение дать заложников; другие так поступали с теми, кто советовал выдать оружие; иные бросали камнями в послов, как вестников бедствий; иные разбежались по городу. Тех италийцев, которые еще были среди них, так как это бедствие надвинулось неожиданно и без всякого объявления, они подвергли различным мучениям, приговаривая, что они отплачивают им за заложников, за выдачу оружия и за обман. Весь город наполнился стенаниями и воплями гнева, страхом и угрозами; на улицах они связывали своих самых близких и бежали в святилища, как в убежища; они поносили богов, говоря, что они не могли охранить самих себя. Другие же бросились к арсеналам и плакали, видя их пустыми. Иные бежали к верфям и оплакивали корабли, выданные вероломным врагам. Некоторые звали по именам слонов, как будто те были еще здесь, они поносили и своих предков и самих себя, говоря, что следовало, не передавая ни кораблей, ни слонов, не внося дани, не передавая оружия, умереть вместе с родиной, когда она была в полном вооружении. Более же всего гнев их разжигали матери заложников; как некие эриннии из трагедии, они с завыванием кидались на каждого встречного, напоминая о выдаче детей и о своих предсказаниях; они насмехались над ними, говоря, что боги должны защищать их вместо детей. Небольшая часть, которая еще не потеряла головы, стала запирать ворота и вместо катапульт сносить на стену камни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука