96. Гавани Карфагена были взаимно связаны, так что можно было проплывать из одной в другую; вход же в них из открытого моря был шириной в семьдесят футов,[547]
и запирался он железными цепями. Первая гавань бьша предоставлена торговым судам, и в ней было много различных причалов; во внутренней же гавани посредине был остров, и как этот остров, так и гавань были охвачены огромными набережными. Эти набережные были богаты верфями и доками, рассчитанными на двести двадцать кораблей, и, помимо верфей, складами, где держалось все нужное для оснащения триэр. Перед каждым доком стояли две ионические колонны, окружавшие гавань и остров, что вместе с гаванью создавало впечатление круглой галереи. На острове было сооружено на возвышении помещение для командующего флотом, откуда трубач должен был давать сигналы, а глашатай передавать приказы, командующий же за всем наблюдать. Этот остров был расположен у входа в гавань и поднимался высоко вверх, так что командующий мог видеть все, происходящее в море, а подплывающим нельзя было ясно видеть, что делается внутри гавани. Даже вошедшим в гавань купеческим судам не были видны верфи, ибо их окружала двойная стена и были особые ворота, которыми купцы из первой гавани попадали в город, не проходя через верфи.97. Таков был в то время облик Карфагена.[548]
Консулы, разделив между собой операции, двинулись на врагов: Манилий с материка по перешейку, собираясь засыпать ров и штурмовать невысокое на нем укрепление, а после него высокие стены; Цензорин же с суши и с кораблей подвигал лестницы против наиболее слабо укрепленного угла стены. Оба презирали карфагенян как безоружных, но, натолкнувшись на новое оружие и на неожиданную решимость воинов, они были поражены и отступили. Это было первое, что сразу помешало им, надеявшимся без боя взять город. Когда они вновь сделали попытку и опять потерпели неудачу, у карфагенян возросла самоуверенность, консулы же, боясь Гасдрубала, ставшего лагерем в тылу у них, за болотом, на небольшом расстоянии, стали и сами укреплять два лагеря: Цензорин у болота, под стенами врагов, а Манилий — на перешейке, на дороге, ведшей к материку. Когда у них были выстроены оба лагеря, Цензорин переправился через болото за лесом для машин, но на него внезапно напал начальник карфагенской конницы Гимилькон, прозванный Фамеей;[549] при этом столкновении Цензорин потерял пятьсот человек, занятых рубкой леса, и много оружия. Однако, доставив все же некоторое количество материала, Цензорин сделал машины и лестницы. И вновь оба консула попробовали штурмовать город и равным образом потерпели неудачу. Манилий некоторое время еще прилагал здесь усилия и, с трудом разрушив часть передового укрепления, отказался от мысли пытаться еще в этом направлении напасть на город.98. Цензорин, засыпав часть болота вдоль косы,[550]
чтобы получилось более широкое пространство, подвинул две большие машины с таранами; одну из них подталкивали шесть тысяч пехотинцев, руководимых военными трибунами, другую же — гребцы, тоже под начальством начальников кораблей. Благодаря соревнованию, возникшему вследствие одинакового и равного труда и между работающими и между начальствовавшими ими, часть стены упала, и уже была видна внутренняя часть города. Но и при таких обстоятельствах карфагеняне, оттеснив их, стали ночью восстанавливать упавшую стену. Но так как ночи им не хватило на это дело, то они, боясь, что и ту часть работы, которую они только что сделали, и еще влажную, римские машины днем могут разрушить, сделали вылазку против сооружений врагов, одни вооруженные, другие — без оружия, имея только зажженные факелы, и сожгли их, правда не все (так как не успели из-за нападения римлян), но, сделав их все негодными, удалились. С наступлением дня римлян охватило желание прорваться силой через упавшую и не окончательно заделанную часть стены и ворваться в город; внутри же было видно ровное место, удобное для сражения. Здесь карфагеняне по фронту поставили вооруженных воинов, а невооруженных пристроили к ним сзади с камнями и кольями и, разместив многих других на крышах, расположенных вокруг домов, ожидали наступающих, если они решатся ворваться в город. Римляне, еще более раздраженные тем, что эти невооруженные люди их презирают, смело бросились в город. Сципион, который вскоре после этого взял Карфаген и за это был прозван Африканским, бывший тогда военным трибуном, поколебался войти в город и, разделив свои отряды на много частей и поставив их на некотором расстоянии вдоль укрепления, не позволил им войти в город. Вошедших в город и вытесненных карфагенянами, которые со всех сторон напали на них, он прикрыл своими войсками и тем спас. И это было первое, что создало ему славу, так как он оказался более дальновидным и осторожным, чем консул.