В Риме Адриан возвращается на поприще государственной службы. Теперь в важной должности куратора и хранителя законодательных актов сената. Он завоевывает расположение и даже дружбу жены Траяна, Плотины. Умная и тактичная женщина, императрица по образованности и восприимчивости к красоте намного превосходит своего мужа-воина, но умеет это скрыть. Она пользуется большим влиянием на императора. Ее дружбу Адриан будет почтительно сохранять до конца дней Плотины. В грядущей критической ситуации она, как мы уже знаем, сыграет решающую роль в его судьбе. А пока по совету Плотины Траян поручает Адриану ответственную функцию своего, как мы бы сказали ныне, референта. Грубоватая речь императора, превосходная на военном совете, не очень подходит для выступлений в сенате. Речи его теперь пишет Адриан. Он же зачитывает их в сенате, когда Траян не может присутствовать на заседании. Это была отличная школа управления государством!
Если военные успехи Адриана никак не могли вызвать ревность Траяна, то определенная зависимость от литературного таланта «референта» ему, видимо, в какой-то мере досаждала. Отношения стали менее сердечными. Это проявилось в первоначальном отказе Траяна дать согласие на брак Адриана с внучатой племянницей императора Сабиной. Брак был задуман Плотиной, уже тогда видевшей в способном молодом человеке наследника своего августейшего супруга. В конце концов ей удалось побороть предубеждение Траяна, и Адриан стал членом семьи императора. Сам он относился к своей женитьбе сугубо прагматически, как к важному этапу восхождения на вершину власти, о которой уже имел дерзость помышлять. Хотя Сабина была молода и даже привлекательна, никаких нежных чувств Адриан к ней не питал (брак этот формально сохранится до самой смерти Сабины, но будет отравлен взаимной неприязнью. Детей у них не будет).
Чопорная староримская испанская родня, окружавшая императора, была чужой для эллинизированного нового члена этой семьи. С его гражданскими советниками, за исключением своего бывшего опекуна Аттиана, товарища по военной службе Марция Тюрбо и близкого друга Траяна, Лициния Суры, он не сошелся. Мог бы завязать дружбу с Плинием, но в глубине души ревновал императора к нему. А члены военного совета принцепса восприняли возвышение чуждого им по духу, чересчур образованного аристократа с едва сдерживаемым недоброжелательством. Да и его боевая слава казалась им поспешной. В целом Адриан чувствовал себя в Риме неуютно и потому был рад неожиданному новому назначению. Поступили известия о вторжении в новообразованную провинцию сарматских полчищ с востока. Траян назначил Адриана на освободившийся пост наместника соседней провинции Паннония и поручил ему изгнать сарматов из Дакии. Занятый подготовкой большой Парфянской войны и сооружением своего форума, император не хотел отвлекаться на эту, как ему казалось, несложную карательную экспедицию. Однако задача оказалась трудной, и ее решение заняло у Адриана целый год. Неорганизованные и необузданные орды сарматов в открытом бою не могли противостоять дисциплинированной мощи римских легионов. Но их тактика внезапных кавалерийских налетов держала немногочисленное войско Адриана в постоянном напряжении. Страна была разграблена и опустошена в ходе предыдущей истребительной войны. Деревни опустели, снабжение войска продовольствием было крайне затруднено. Оставшееся в живых коренное население Дакии ненавидело римлян и всячески помогало их противникам. Поневоле приходилось прибегать к поголовным конфискациям и устрашающе жестоким карам. Адриан понимал, что рано или поздно эти отравленные семена взойдут новыми восстаниями и вторжениями варваров. Впервые . ему пришла в голову мысль об ошибочности стратегии покорения соседних с Империй народов и расширения ее и без того непомерно огромной территории. В конце концов сарматы ушли из Дакии так же внезапно, как вторглись в нее. Адриан произвел большие работы по усилению оборонительных сооружений по Тиссе и Пирету (Пруту). Но в столицу он возвращался убежденным противником дальнейшей военной агрессии Рима. С тревогой думал о предстоящей войне с Парфией. Не без горечи принял свое избрание в консулы. Награда за бессмысленную, как он теперь понимал, жестокость его обрадовать не могла.