В императорскую эпоху образование было частным и платным. В начальную ступень — просто школу (schola) — поступали в семь лет. За небольшую плату, доступную широким слоям населения, мальчики и девочки (совместно) в течение четырех-пяти лет учились читать, писать, постигали начала арифметики. Еще заучивали наизусть стихи — чаще всего из Вергилия. Специальных помещений не было. Занимались где-нибудь на площади, в городском саду или в уголке портика. В богатых семьях дети получали начальное образование дома. Средняя ступень — школа грамматика. За довольно высокую плату грамматик обучал детей основам римского права, математике, началам астрономии и философии. В программу входило также знакомство с латинской литературой и изучение греческого языка с элементами греческой литературы. На это уходило еще четыре года. Занятия проводились с небольшими группами, где преподаватель мог уделять внимание каждому ученику. Высшая ступень обучения — школа ритора — предполагала весьма насыщенную программу Кроме углубленного изучения пяти предметов предыдущей ступени, вводилось еще два, очень важных с точки зрения античной педагогики: ораторское искусство и музыка. Занятия в школе ритора стоили очень дорого и носили характер индивидуального обучения. Широко практиковались диспуты учащихся на заранее заданную преподавателем тему — иногда публичные. Риторскую школу оканчивали в 19-20 лет. Ее выпускники должны были быть хорошо подготовлены для государственной службы или адвокатуры. Поэтому центральная и муниципальные власти держали эти школы под своим надзором. Риторы получали от государства весьма высокое жалованье. Для завершения образования молодые аристократы отправлялись на год-два в один из знаменитых культурных центров Империи: в Афины, Антиохию, Александрию или на Родос.
Адриан сумел завершить программу школьного обучения в ускоренном темпе. В 16 лет он уже отправляется в Афины, где занимается под руководством известного софиста Изея. Исключительно одаренный юноша отличался жадной любознательностью и феноменальной памятью. Следующее свидетельство Спартиана относится уже к императору Адриану, но память — это божий дар, который проявляется в самом раннем возрасте. «Очень многих людей, — пишет историк, — он называл по имени без помощи номенклатора, хотя слышал их имена только один раз, притом вместе со многими другими. Очень часто он даже поправлял номенклаторов, когда те ошибались. Он называл и имена ветеранов, которых давно уже отпустил в отставку. Книги, бегло им прочитанные и неизвестные большинству, он цитировал на память... Всю государственную отчетность он знал так, как ни один отец семейства, как бы старателен он ни был, не знает своих домашних расходов». (Там же, XX, 12)
Кроме того, Адриан оказался необыкновенно восприимчив ко всем наукам и искусствам. Историк IV века Аврелий Виктор так описывает разнообразные таланты Адриана:
«Он отлично знал греческую литературу, и многие называли его Греком. Он воспринял от афинян их наклонности и нравы и не только овладел их языком, но и приобщился к их излюбленным занятиям: пению, танцам, медицине, был музыкантом, геометром, художником, ваятелем из меди и мрамора наравне с Поликлетом и Евфранором. К тому же он был и остроумен, так что редко можно было видеть среди людей столь образованного и изящного человека». (Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров. XIV, 2)
Высочайшая культура древней Греции и современная Адриану стадия ее развития — эллинизм — очаровали юношу. Он влюбился в Афины и эту любовь сохранил до конца своих дней. Выдающемуся таланту нередко сопутствует честолюбие. Адриан был весьма честолюбив, хотя в ту пору ему и присниться не могло, какой простор для его необычайных способностей откроет будущее.
Через три года он возвращается в Рим и получает скромное назначение одним из судей в трибунале, который разрешает споры о наследстве. В его латинской речи сохранился провинциальный акцент, что вызывает смех во время выступлений в суде. Адриан упорно работает над своим произношением, берет уроки у актеров, заводит с ними дружбу. Строгая испанская родня немало скандализирована этим обстоятельством. Впрочем, как и всем поведением Адриана в Риме. Молодой судья жаждет добиться признания в кругах столичной «золотой молодежи», участвует в ее дебошах, залезает в долги. Наверное, не без вмешательства семьи, год спустя он соглашается сменить судейское кресло на палатку военного трибуна.