«Римская история» Веллея Патеркула

Слово pars, употребленное во множественном числе, имело в латинском языке значение «политическая партия». Переводчики XVIII в., в том числе и Ф. Мойсеенков, этого значения не улавливают. Ф. Мойсеенков не расчленяет понятий «партия» и «враждебная сторона», которое соотносится с представлением о двух воюющих государствах. Можно предположить, что причина отчасти в том, что в латинском оригинале словом pars обозначаются оба эти понятия, а русское слово «сторона» по многозначности не уступает латинскому pars. Между тем понятие партийности часто ощущается в оригинале достаточно отчетливо: «Pro Pompei partibus, id est pro re publica. — К помпеевой стороне, сиречь к республиканской» (II, 48, 4). В переводе Ф. Мойсеенкова это значение стушевывается.

В латинском оригинале pars может вбирать в себя одновременно такие значения, как «принадлежность к политической группировке» и «расстановка сил во время сражения». Особенно показательно в этом отношении описание битвы при Акции, которая привела к победе партии и одновременно вооруженных сил Октавиана над партией и силами Антония: «Omnia in altera parte fuere: dux, remiges, milites, in altera nihil praeter milites. — При вступлении в сражение с одной стороны все было: вождь, воины и гребцы; а с другой токмо одни воины» (II, 86, 3). Приведенные примеры показывают, как переводческая практика XVIII в. влияла на выработку исторической и общественно-политической терминологии в русском литературном языке и каким сложным и неравномерным был этот процесс[600].

В XIX в. и в наше время в общих курсах римской литературы В. Патеркул получил далеко не лестную оценку. Особенно суров к нему В.И. Модестов. Отмечая пристрастие к риторическим элементам, свойственным эпохе Тиберия в целом, В.И. Модестов считает «даже особенно неприятным стремление делать свою речь обильною, стремление, которое при недостатке литературного таланта приводит его к частым повторениям, к пустому набору фраз, к неприятной тавтологии»[601]. Думается, что такой подход к Веллею Патеркулу слишком субъективен. Более беспристрастен к В. Патеркулу М. М. Покровский, по мнению которого, «пример ораторского изложения истории, данный Т. Ливием, не прошел бесследно для его преемников, и в частности для Патеркула, с той естественной разницей, что последний воспитан в манерной риторской школе, из которой он вынес склонность к разного рода историческим эффектам, к изысканному стилю, к историческим отступлениям и обращениям; начало морального упадка изображено у него в виде противоположения Сципиона Африканского Старшего Сципиону Младшему: „Римскому могуществу открыл дорогу Сципион Старший, римской роскоши — Младший”. Или о смерти Помпея сказано, что „кому не хватало земли для побед, тому теперь ее не хватает для погребения”. Приписывая убийство Цицерона Антонию, он обращается к последнему со следующей патетической тирадой: „Ничего ты однако не добился, Антоний! Он живет и будет жить в памяти всех веков, пока пребудет неприкосновенной эта вселенная, которую он, почти единственный из римлян, охватывал своим умом!”»[602]. Таким образом, М. М. Покровский подчеркивает большое мастерство В. Патеркула, позволяющее ему достигать яркой выразительности.

Не отличается определенностью и целостностью оценка В. Патеркула в двухтомной «Истории римской литературы», изданной АН СССР в 1959—1962 гг. Сначала подчеркивается, что «он когда-то учился в риторической школе, но недостаточно усвоил ее учение: построение периода у него часто неискусное: между двумя небольшими частями главного предложения он нагромождает много вставок, определений, придаточных предложений и т.п., так что получается период длинный и тяжелый». Затем без какой бы то ни было оценки говорится о пристрастии В. Патеркула к антитезам. Вслед за этим отмечается ненужное для смысла накопление синонимов ради риторических целей: prisca et vetus comoedia (I, 16, 3) — «древняя старинная. комедия»; leges pernitiosae et exitiabiles (II, 18, 2) — «законы гибельные, разрушительные». Отмечается как риторическое украшение обилие сентенций в соответствии со вкусом того времени: «Судьба разрушает, иногда замедляет предположения людей» (II, 110, 1); «Всегда спутницей высокого положения бывает лесть» (II, 103, 3) и т.п. Но в конце концов делается заключение положительного характера: «В общем история Веллея читается легко; его изложение не лишено литературного таланта. Он умеет кратко и выразительно обрисовывать характер политических деятелей и образно описать отдельные драматичные события»[603]. Таким образом, даже давая положительную оценку, почти все исследователи стараются подчеркнуть теневые стороны, словно сговорившись считать В. Патеркула писателем, так сказать, второго ряда.