Римская сага. Том III. В парфянском плену

– Будешь Марком Крассом. Понял? Забудь своё имя! Теперь ты Марк Красс! О-хо-хо! Как похож! – загоготал сотник. – Давай, сажай его на осла! Сажай! И шлем ему найдите! С красным плащом. Быстрее!

Пока Гая Пакциана наряжали римским императором, Сурена наблюдал за этим действом, лениво лёжа в повозке. Затея ему понравилась, и он приказал позвать к нему сотника. Тот сразу же прискакал и пал перед ним ниц. Визирь поморщился от такого чрезмерного проявления верности.

– Слушаю тебя, победитель римлян! – громко выкрикнул он.

– Ты кто? – спросил его Сурена.

– Сотник Адиль. Из войска Силлака.

– Сотник Адиль, ну что же ты так обижаешь великого римского императора? – с насмешкой произнёс Сурена. Сотник почувствовал эту интонацию, и в его глазах промелькнули искорки озорства. Он поднял голову и спросил:

– Посадить его на верблюда, визирь? Чтобы был выше?

– Нет, не надо. Ты совсем не знаешь, что знатные римляне просто так не ходят. За ними везде ходят рабы. Рабы их одевают, раздевают, кормят и укладывают спать. А императора у римлян охраняют ликторы. Пять личных охранников с розгами и топорами. Они разгоняют этими розгами врагов императора. Чтобы его случайно не обидели, – после этих слов сотник Адиль заржал диким хохотом, но осёкся, увидев, что остальные придворные хихикают намного тише. Сурена продолжил: – Если бы у римлян не было рабов, то, может быть, они и сражаться научились. Так что, делай всё, как надо. Найди императору пять ликторов, дай им большие кошельки с золотом, и пусть насадят на копья головы других рабов, чтобы помнили, как надо воевать.

– С радостью, великий победитель римлян! – вскочил на ноги Адиль.

Вскоре во главе колонны пленных появился осёл, на котором сидел Гай Пакциан. В красном рваном плаще он был невероятно похож на Марка Красса. На голове у него болтался большой шлем. Губы несчастного дрожали, а в глазах застыли слёзы. За ним обречённо плелись пять связанных между собой пленников. У каждого к поясу были пристёгнуты большие кожаные мешки для воды, но парфяне набили туда песок. В руках они держали длинные палки с насаженными на них головами своих товарищей. Тех обезглавили прямо здесь, выхватив из толпы, как всегда, крайних, и тяжёлые капли крови ещё долго падали на горячий песок и босые ноги «ликторов». Сотник Адиль постоянно смеялся и радовался этой шутке. Сурена тоже был доволен и улыбался.

Парфяне так были увлечены этим развлечением, что ещё долго ехали за ослом Гая Пакциана, издеваясь и придумывая разные шутки. Римляне невольно бросали взгляды в ту сторону, не зная, чего ещё можно ожидать от них после такого поступка. Поэтому никто не заметил, как с другой стороны к колонне пленников приблизилась какая-то старая нищенка и о чём-то спросила одного из римлян. Тот сначала не понял, но потом закивал головой и указал в сторону Лация и Варгонта. Она внимательно посмотрела на них, как бы стараясь запомнить лица, и отстала. Лаций и Варгонт шли друг за другом с противоположной стороны, низко опустив головы, и не смотрели в ту сторону, где стояла старая женщина. Их взгляды были прикованы к обрубленным верёвкам со свежими следами крови – парфяне убили тех, кто шёл рядом с ними, и в этот день они тоже могли оказаться на месте обезглавленных товарищей.

Глава 18

Ночью парфяне посадили Гая Пакциана у костра, а пятерых ликторов заставили охранять его, воткнув в землю палки с головами. Шум и крики разносились почти до утра, и Лаций с Варгонтом видели, как Сурена сам бросал объедки в огонь, а его стража заставляла несчастных «ликторов» доставать их из огня голыми руками.

Когда пленным принесли еду, Лаций встал, чтобы успеть принести хоть что-то из той гнили, которую в этот момент парфяне вываливали прямо на землю. Икадиона и Атиллу связали с другими пленными, и в этот день он их ещё не видел. Римляне рванулись к еде, дёргая друг друга за верёвки, толкаясь, ругаясь и падая. Варгонт тоже встал.

– Останься, я сам, – сказал он, сдвинув верёвки вверх и растирая кисти.

– Я уже могу ходить, – улыбнулся друг. – Просто дёргаться не хочу. Чтобы кожа не рвалась. Смотри, я уже могу так, – он развёл руки в стороны, насколько позволяла верёвка. Лаций покачал головой. Они оба сильно похудели и обросли волосами, как кочевники. Знойное солнце над головой высушило кожу. Язык прилипал к гортани и не шевелился. Лаций уже смирился с постоянной сухостью во рту и пронзительным чувством голода – он готов был съесть любого шакала или ворона, если бы тот попался ему в руки. Но здесь им не попадались даже ящерицы. А скорпионов он есть боялся.

Посмотрев в сторону толпы, Лаций почувствовал, что им движет только голод. В голове было полное отупение. Она болталась из стороны в сторону, как фляга с водой, мысли перетекали из одной половины в другую, но он за ними уже не следил. Иногда ему казалось, что они просто умерли и гниют в голове, как брошенные на поле боя трупы. Думать было мучительно больно. И только редкие минуты обгладывания костей и хрящей ещё доставляли ему какое-то удовольствие. Да и то – животное.