Римская сатира

Возгласы одобрения были прерваны появлением блюда, по величине не совсем оправдавшего наши ожидания. Однако его необычность обратила к нему все взоры. На круглом блюде были изображены кольцом двенадцать знаков Зодиака, причем на каждом кухонный архитектор разместил соответствующие яства. Над Овном — овечий горох, над Тельцом — говядину кусочками, над Близнецами — почки и тестикулы, над Раком — венок, над Львом — африканские фиги, над Девой — матку неогулившейся свиньи, над Весами — настоящие весы с горячей лепешкой на одной чашке и пирогом на другой, над Скорпионом — морскую рыбку, над Стрельцом — лупоглаза, над Козерогом — морского рака, над Водолеем — гуся, над Рыбами — двух краснобородок. Посередке, на дернине с подстриженной травой, возвышался медовый сот. Египетский мальчик обнес нас хлебом на серебряном противне, причем препротивным голосом выл что-то из мима «Ласерпиция».

Видя, что мы довольно кисло принялись за эти убогие кушанья, Трималхион сказал:

   — Советую приступить к обеду. Это — начало.

При этих словах четыре раба, приплясывая под музыку, подбежали и сняли с блюда крышку. И мы увидели другой прибор, и на нем птиц и свиное вымя, а посередине зайца, украшенного крыльями, как бы в виде Пегаса. На четырех углах блюда мы заметили четырех Марсиев, из мехов которых вытекала обильно подливка прямо на рыб, плававших точно в канале. Мы разразились рукоплесканиями, начало которым положили домочадцы, и весело принялись за изысканные кушанья.

— Режь! — воскликнул Трималхион, не менее всех восхищенный удачной выдумкой.

Сейчас же выступил вперед резник и принялся в такт музыке резать кушанье с таким грозным видом, что казалось, будто эсседарий[226] сражается под звуки органа. Между тем Трималхион все время разнеженным голосом повторял:

— Режь! Режь!

Заподозрив, что в этом бесконечном повторении заключается какая-нибудь острота, я не постеснялся спросить о том соседа, возлежавшего выше меня.

Тот, часто видавший подобные шутки, ответил:

— Видишь раба, который режет кушанье? Его зовут Режь. Итак, восклицая «Режь!», Трималхион одновременно и зовет и приказывает.

Наевшись до отвала, я обратился к своему соседу, чтобы как можно больше разузнать. Начав издалека, я осведомился, что за женщина мечется взад и вперед по триклинию?

— Жена Трималхиона, — ответил сосед, — по имени Фортуната. Мерами деньги считает. А недавно кем была? С позволения сказать, ты бы из ее рук куска хлеба не принял. А теперь ни с того ни с сего вознесена до небес. Всё и вся у Трималхиона. Скажи она ему в самый полдень, что сейчас ночь — поверит! Сам он толком не знает, сколько чего у него имеется. Такой толстосум. А эта волчица все насквозь видит, где и не ждешь. Трезвее трезвого. Совет подать — золото, но зла на язык: сорока на перине. Кого полюбит — так полюбит, кого невзлюбит — так уж невзлюбит! Земли у Трималхиона — соколу не облететь, денег — тьма-тьмущая: здесь в каморке привратника больше серебра валяется, чем у иного за душой есть. А рабов-то, рабов-то, ой-ой-ой сколько! Честное слово, пожалуй и десятая часть не знает хозяина в лицо. Словом, он любого из здешних балбесов в рутовый лист свернет.

И думать не моги, чтобы он что-нибудь покупал на стороне: шерсть, померанцы, перец — все дома растет; куриного молока захочется — и то найдешь. Показалось ему, что домашняя шерсть недостаточно добротна, так он в Таренте баранов купил и пустил их в стадо. Чтобы дома производить аттический мед, велел привезти из Афин пчел, — да и доморощенные пчелки станут показистее благодаря гречаночкам. На днях он написал в Индию, чтобы ему прислали семян шампиньонов. Нет у него ни единого мула, рожденного не от онагра. Видишь, сколько подушек? Все до единой набиты пурпурной или багряной шерстью. Душа не нарадуется. Но и его товарищей вольноотпущенников остерегись презирать. И они не без сока. Видишь вон того, что возлежит ниже нижнего? Теперь у него восемьсот тысяч сестерциев, а ведь вырос из ничего: недавно еще бревна на спине таскал. Но говорят, — не знаю, правду ли, а только слышал, — что он стащил у инкубона шапку[227] и клад нашел. Если кому что бог пошлет, я никогда не завидую. Но он хвастун и себе не враг. На днях он вывесил такое объявление:

Г. ПОМПЕЙ ДИОГЕН СДАЕТ КВАРТИРУ В ИЮЛЬСКИЕ КАЛЕНДЫ ПО СЛУЧАЮ ПОКУПКИ СОБСТВЕННОГО ДОМА