Римская сатира

Скажем сперва о пустячных делах... И, однако, другой кто

Так поступи, как Криспин, — его нравов судья[274] осудил бы;

То, что позорно для честных — для Тития, Сея, — Криспину

Было как будто к лицу: отвратительней всех преступлений

Гнусная личность его... Он купил за шесть тысяч барвену:

Как говорят о той рыбе любители преувеличить,

Каждый фунт у нее сестерциев тысячу стоил.

Замысел ловкий хвалю, если он подношеньем барвены

Первое место схватил в завещанье бездетного старца;

20 Тоньше расчет, если он отослал ее важной подруге —

Той, что в закрытых носилках с широкими окнами носят.

Нет, ничуть не бывало: он рыбу купил для себя лишь.

Видим дела, коих жалкий и честный Апиций не делал.

Так чешую эту ценишь, Криспин, ты, что был подпоясан

Нильским родным тростником, — неужели? Пожалуй, дешевле

Стоит рыбак, чем рыба твоя. В провинции столько

Стоят поля; апулийцы дешевле еще продают их.

Что же за блюда тогда проглатывал сам император,

Можно представить себе, когда столько сестерциев — долю

30 Малую, взятую с края стола за скромным обедом, —

Слопал рыгающий шут средь вельможей Великой Палаты!

Нынче он первый из всадников, раньше же он громогласно

Вел мелочную торговлю родимой сомовиной нильской.

О Каллиопа, начни!.. Но лучше — сиди: тут не надо

Петь, — говорится о правде. Пиэрии девы, гласите!

Пусть мне послужит на пользу, что девами вас называю.

Наполовину задушенный мир терзался последним

Флавием. Рим пресмыкался пред лысоголовым Нероном...

Камбала как-то попалась морская громадных размеров,

40 Около храма Венеры, что выше дорийской Анконы;

Рыба заполнила сеть — и запуталась в ней наподобье

Льдом меотийским покрытых тунцов (пока лед не растает),

После ж несомых на устье бурливого Черного моря,

Вялых от спячки и жирными ставших от долгих морозов.

Диво такое хозяин челна и сетей обрекает

Первосвященнику[275]: кто ж бы посмел продавать это чудо

Или купить, когда берег — и тот был доносчиков полон.

Сыщики, скрытые в травах прибрежных, затеяли б дело

С тем рыбаком беззащитным; не совестно было б сказать им,

50 Что, дескать, беглая рыба была и долго кормилась

В цезаревых садках, удалось ускользнуть ей оттуда, —

Значит, к хозяину прежнему ей надлежит и вернуться.

Если мы в чем-либо верим Палфурию иль Армиллату, —

Все, что найдется в морях красивого, видного, — это

Фиска предмет, где ни плавал бы он. Чем камбалу бросить —

Лучше ее подарить. Ведь уже уступала морозам

Вредная осень, стихала больных лихорадка, и всюду

Выла уродка-зима, сохраняя свежей добычу.

Впрочем, рыбак спешит, будто Австр его подгоняет:

60 Вот и озера внизу, где — хотя и разрушена — Альба

Племя из Трои хранит и Весту Меньшую; на время

Путь загорожен при входе ему удивленным народом;

Вот расступилась толпа, открываются двери на легких

Петлях; сенаторы ждут и смотрят, как рыбу проносят —

Прямо к Атриду. «Прими подношение, — молвит пиценец. —

Слишком она велика для других очагов. Именинник

Будь же сегодня; скорей облегчи свой желудок от пищи,

Камбалу кушай, — она для тебя сохранилась такая,

Даже поймалась сама». Открытая лесть! И, однако,

70 Царь приосанился: есть ли такое, чему не поверит

Власть богоравных людей, если их осыпают хвалами?

Блюда вот нету для рыбы такой; тогда созывают

На совещанье всех вельмож, ненавистных владыке,

Лица которых бледнели от этой великой, но жалкой

Дружбы царя. По крику Либурна: «Бегите, воссел уж!» —

Первым спешит, захвативши накидку, Пегас[276], что недавно

По назначению старостой стал изумленного Рима.

(Чем же другим тогда был префект?) Из них наилучший,

Верный толковник законов, он думал, что даже и в злое

80 Время во всем надлежит поступать справедливо и мирно.

Прибыл и Крисп — приятный старик, которого нрав был

Кроткой природы, подобно тому, как его красноречье.

Кажется, где бы уж лучше советник владыке народов

Моря и суши, когда бы под гнетом чумы той на троне

Было возможно жестокость судить, подавая советы

Честно; но уши тиранна неистовы: друг приближенный

Речь заведет о дожде, о жаре, о весеннем тумане,

Глядь — уж повисла судьба говорящего на волосочке.

Так что Крисп никогда и не правил против теченья:

90 Был он совсем не из тех, кто бы мог в откровенной беседе

Высказать душу, готовый за правду пожертвовать жизнью;

Много уж видел он зим и лет в свои восемь десятков, —

Даже при этом дворе его возраст был безопасен.

Следом за ним поспешал такой же старый Ацилий

С юношей сыном, напрасно настигнутым смертью жестокой

От поспешивших мечей властелина. Но стала давно уж

Чуду подобной старость людей благородного званья

(Я б предпочел быть маленьким братом гиганта без предков!):

Сыну Ацилия не помогло, что он на арене

100 Альбы охотником голым колол нумидийских медведиц.

Кто же теперь не поймет всех хитростей патрицианских?

Кто остроумию древнему, Брут, твоему удивится?

Труд совсем невелик — обмануть царя с бородою.

Шел на совет с недовольным лицом, хоть он не из знатных,

Рубрий, виновный когда-то в проступке, сокрытом молчаньем,

Более подлый, чем некий похабник, писавший сатиры.

Вот появился и толстый Монтан, волочащий брюхо;

Вот и Криспин, с утра источающий запах амома,