Тарквиний начал инаугурационную речь. Багряный мундир сидел на нем так, будто Гай в нем и родился. Давно был готов к роли диктатора и речь давно ждала своего часа.
«Показалось логичным».
Ливий ей не простит, наверное.
— …И я безмерно рад, что мне есть с кем разделить всю тяжесть и вероятный позор этой диктатуры, — тем временем произнес Гай. — Возможно, последней диктатуры Рима.
Толпа зашумела.
А я что. Я тоже должна что-то сказать.
Поведать им о том, что узнала сегодня? Когда Гай и Конрад вернулись, молчаливые, но вроде бы в ладу с друг с другом.
— Поговорите и со мной, — сказала тогда Электра. Солнце бесконечно валилось за горизонт и в то же время висело, застывшее. Пинии были залиты черными чернилами. Пересохшая пыль отчего-то пахла дождем. Озоном, наверное. — Прежде чем я ввяжусь.
— Ты уже ввязалась.
— Я не дам сенату свое согласие, пока не ответите мне на вопрос.
— Спрашивай.
— «Вас создали». Что это. Для чего меня создали. Кто?
Гай помолчал. Падало солнце. Кружились белые силуэты птиц-кораблей. Накатывала вечерняя прохлада.
— Не тебя. Вас.
«Прилетай поскорее. Я жду и „Люцифер“ ждет. Поговорим нормально».
Затихающий шум, ряды патрициев, знамя за ее спиной. Кольцо с аквилой, распростертые крылья закрывают нижнюю фалангу сразу трех пальцев. Тяжелое. Холодное. Бронзовый обод весом с планету.
— Ваши родители и круг их единомышленников грезили переменами, новыми путями человечества, образами грядущего. Эти люди видели себя архитекторами будущего, оставляя почетную роль акторов следующему поколению. Я был молод, уже тогда амбициозен, частично разделял их взгляды — расширение Рима вовне, усиление человеческого фактора внутри. Но ждать будущего не хотел.
— Предпочли политические достижения в настоящем.
— Да. К этому следует добавить, что твоя мать и мать Люция считали ограничения на генетическую коррекцию преступной глупостью.
— Вот как.
— Должен сказать сразу. Мы были дружны, но этот их проект я не поддержал.
Зачем все эти люди собрались вокруг. Что они хотят услышать? Будут ли они судить мои поступки так же строго, как я сужу себя сама.
— Вы хотите сказать, что нас с Люцием изменили еще до рождения? Всех меняют. Откорректировали больше положенного? Зачем? Аурелиям был нужен адмирал? Но это же невозможно заложить пренатально. А я?
— Как ты себе мыслишь великие перемены без великих военачальников? А зачем нужна была ты — могу только подозревать. Проект мне представили вскоре после вашего рождения. Хотели поддержки, баллами и доступом к лабораториям.
— Что в нас изменено? Насколько мы отличаемся?
— Не знаю. Лабораторий я им не дал. Они продолжили проект сами. Потом вы с Люцием подросли и стали пугать меня, как два шершня в банке. Как два скорпиона.
— Чем?