Римская Волчица I

Корделия Моро Римская Волчица I

Мы пока слишком близко, и кровораздел

Так мучительно тяжко нам давит на плечи

Но когда мы увидим друг друга в прицел

Станет легче, мой ангел, клянусь, станет легче!

С. Калугин «Рыцари неба»

Космос – а если хотите, зовите это всеобъемлющее небо как-нибудь иначе – истинно равнобожествен, вечен, безмерен, никогда не был сотворен и никогда не погибнет. Доискиваться того, что за его пределами, это для человека не представляет интереса, да и не постигнет этого человеческий ум.

Плиний Старший. «Естественная история»

To our beloved ones

Пролог

июль, год от основания Рима 550

Флаер спустился к ажурным кованым воротам, закрывающим въезд на территорию виллы, сел на небольшой гостевой площадке, скрытой широкими кронами пиний и раскидистыми эвкалиптами. Решетка была данью традиции и красоте, дальше земля защищалась от нежелательных вторжений иными средствами. Животных и пролов не пропускало отпугивающее поле, а незваных граждан Рима – высокий статус хозяев.

Мужчина бросил машину на посадочной и пошел по неширокой дороге к дому. Деревья отбрасывали утренние длинные тени, еще прохладный воздух дышал свежестью. Плотно утрамбованный желтый песок приятно пружинил под подошвами.

Его ждали – молодого амбициозного политика, недавно сменившего легионерский мундир на тогу сенатора и уже набравшего заметный вес в своем клане, комиции по науке и совете Семей. Конечно, ждали, и на веранде был накрыт легкий завтрак, а хозяйка виллы в деталях подготовила доклад о лелеемом проекте, который он мог бы поддержать.

– Это все очень любопытно. Но где же сами объекты? Я хотел бы взглянуть.

– В саду.

В тени на защищенной куполом открытой веранде казалось, что до оглушающей полуденной жары еще далеко, но ступив за пределы систем климат-контроля Гай Августин окунулся в горячий сухой воздух. Стало слышно, как трава звенит от кузнечиков, над цветущим олеандром и гибискусом гудят пчелы. Узкие кипарисы, как стражи, отгораживали сад. Ухоженные дорожки, подстриженные кусты, идеальные геометрические клумбы. Он машинально поискал глазами какие-нибудь качели или лазилки, не нашел, и чуть не споткнулся о тихого ребенка лет трех, сидевшего прямо на песчаной дорожке.

– Вы наступили на Юлиана Горация Флавия, – ровно сказала девочка, снизу вверх взглянув на взрослого сквозь выгоревшие пряди.

Гай пригляделся. Поперек садовой дорожки пролегала оживленная муравьиная трасса. Одни листорезы тащили на спинках добычу, другие суетились порожняком. Рядом в траве хромал какой-то жук с красивым металлическим отливом.

– Юлиан Гораций – бронзовка? – осторожно спросил Гай.

Девочка молча протянула загорелую, еще со следами младенческой пухлости, ручку к его ботинку, подобрала в ладонь какое-то вяло шевелящееся долгоногое, встала и отнесла потерпевшее насекомое к кустам глицинии в пышных сиреневых метелках; замерла, потом быстро сунула ладонь куда-то вглубь соцветий и вернулась к дорожке.

– Прости, что наступил на него. Там у тебя что, больница?

– Там умиралка, – девочка опять уставилась на мужчину, щурясь, но и не думая убирать с лица волосы. – Бронзовку зовут Конрад, его так просто не раздавить. Но мои муравьи могут его съесть, если захочу.

Она отряхнула песок с трусов, единственного своего предмета одежды, и снова села в пыль. Муравьи все так же тащили листья. Гай опустился на корточки, от земли дохнуло жаром. Как только ребенок выдерживает эту погоду, еще и с непокрытой головой.

– А вы – Гай Августин Тарквиний. Хорошее чутье. Широкие возможности. Большое будущее. Всегда выбираете выгодные решения.

Что ж, его предупреждали, что у обоих объектов превосходная память и аналитические способности. Наверное, девочка сидит под столом, пока взрослые обсуждают свои крошечные планы по завоеванию мира. Сидит и запоминает все подряд, как нерассуждающий мнемокристалл. Удивительнее ее речь – не по возрасту сформированная, точная, ясно звучащая, без смягчающей смысл детской неправильности или картавости.

– Диана, тебе не скучно играть с насекомыми? А дружочек твой где?

– Насекомые не играют, они просто программы. А Люция увезли. Он почти вырвался, такой сильный. Все равно увезли. В шаттле.

Она перевела взгляд куда-то за плечо Гая, туда, где высоко в небе плыло единственное облачное перышко или остаток чьего-то конденсационного следа. Он успел рассмотреть ровный сильный загар, ободранные коленки, длинную свежую царапину на руке, заметить темные следы на запястьях, подозрительно похожие на синяки.